Все складывалось, как складывалось, и шло своим чередом. Он приглашал меня на «разборы полетов» в городской отдел КГБ и с уважительной настойчивостью просил меня давать правовую оценку действиям своих коллег. Хотя этого он мог не делать. Его уважительность и подчеркнутое внимание к моей деятельности поднимали мой авторитет в городе. А однажды…

Я – государственный обвинитель на процессе, имевшем большой резонанс на всю страну. За ним следили из Москвы, он был на контроле высшего руководства республики и его вердикта ждали тысячи жителей Кировабада, Шамхора, Товуза, Газаха и Мингечаура… На скамье подсудимых – 25 человек. Все армяне – члены одной хорошо организованной кровавой и наглой банды, которая на протяжении четырех лет наводила ужас на людей. Их разбои отличались дерзостью и беспощадностью.

Они совершали налеты на крупные предприятия в день выдачи зарплаты. Убивали инкассаторов, служебную охрану и вместе с наличностью исчезали в неизвестном направлении. Таким образом ими было похищено несколько миллионов рублей и убито 13 человек. Процесс был открытым. Огромный спортивный зал общества «Динамо», где шло слушание дела, не мог вместить всех желающих. Сотни людей, приехавшие из городов, где орудовала шайка, стояли на площади. Они рвались вовнутрь. Милиционеры с трудом сдерживали их натиск. Тогда городские власти настояли на том, чтобы ход заключительного заседания транслировался на улицу. Ее включили в тот момент, когда председательствующий на процессе, член Верховного суда Азербайджана Сабир Раззагов, объявил:

– Слово предоставляется государственному обвинителю, советнику юстиции, прокурору города Кировабада – Сабиру Гусейнову.

Фабула длинной цепи преступных деяний банды была такова, что она могла стать сюжетом детективного романа. Поэтому я не стану излагать всех перипетий этой истории, хотя мне, как руководителю следственной группы, было и есть о чем рассказать. В конце концов не за тем я взялся за перо.

Слушая меня, зал затих. И тут у входных дверей послышалось какое-то движение и неразборчивые голоса. Не отвлекаясь от обвинительной речи, искоса смотрю туда. В зал вошел Гейдар Алиевич, а вслед за ним – начальник Управления внутренних дел города и шеф кировобадского отдела КГБ. Пока их устраивали на места, я, не прерываясь, продолжал читать. Свое творение высокому суду я произносил не менее полутора часов. И все это время Гейдар Алиевич сидел, не шелохнувшись, с каменным лицом. Живыми были в нем только глаза. Вот они с интересом скользят по залу, потом поочередно – на судью и народных заседателей. И долго, изучающе рассматривают подсудимых. На себе я дважды поймал его взгляд. Первый раз, когда пересохшую гортань охлаждал шипучим «Бадамлы». Его глаза остановились на мне и ободряюще улыбнулись. Второй раз – в самом конце, то ли с удивлением, то ли с интересом, когда я потребовал для 13 из 25 сидящих на скамье подсудимых высшей меры наказания – расстрела. В брошенном на меня взгляде, кроме насторожившей меня задумчивости, я ничего не заметил.

Прояснилось все на следующий день.

– Сабир Мамедович, вы – молодец. Заключение было великолепным, профессиональным и убедительным. Я получил удовольствие, – пожимая руку, сказал он мне, когда я вошел в кабинет руководителя Кировобадского отдела КГБ.

– Хорошо я их, начальника милиции и его,– кивнул он в сторону хозяина кабинета, – заставил пройти и послушать. Они меня только встретили и мне захотелось прогуляться по городу. Смотрю толпа народа. Подхожу, а тут радио объявляет: «Слово прокурору Гусейнову». И я, как говорится, с корабля на бал. Не пожалел. Получил удовольствие.