– А мне, Гейдар Алиевич, показалось, что вас что-то смутило.

– Ишь ты, заметил! – с любопытством, словно заново открывая меня для себя, сказал он. – Нет, не смутило. Поразило.

– Как это?! – недоумеваю я.

– Объясняю: после Нюрнберга Кировабад стал вторым городом мира, где прокурор, как на том историческом процессе, потребовал 13 подсудимым смертной казни, и суд с ним согласился.

– Мне и в голову такого не приходило, – пролепетал я. – Но они заслуживают этого.

– Нет слов, заслуживают! – подхватил он и тут же с нескрываемым интересом попросил рассказать, как мы вышли на банду и как их брали.

Я детально, не упуская ни единой подробности, стал рассказывать. Внимательно выслушав меня, он покачал головой и несколько раз не без восхищения повторил: «Здорово! Отличная работа!»

– Кстати, Гейдар Алиевич, в раскрытии этой архизапутанной истории прокуратуре большую помощь оказали сотрудники вашего горотдела.

– Очень хорошо, молодец, – сказал он, обращаясь к своему кировобадскому коллеге.

– В связи с этим у меня к вам одна убедительная просьба.

– Слушаю.

– Прошу поощрить местных чекистов, оказавших прокуратуре действенную помощь в разоблачении убийц.

– Как вы это себе представляете?

– Я напишу обоснованное на фактах и примерах ходатайство.

Гейдар Алиевич призадумался.

– Не спеши, – наконец отозвался он. – Сначала я должен обговорить этот вопрос с руководством. Ведь я не председатель КГБ.

– Станете! – выпалил я и тут же поправился:

– Даст Бог, станете!

– Спасибо за несбыточное пожелание, – усмехнулся Гейдар Алиевич.

…Не таким уж оно оказалось несбыточным. Через месяцев семь-восемь его выдвинули заместителем председателя, а спустя еще год Гейдар Алиевич занял кабинет Председателя азербайджанской секретной службы…

О моей просьбе Гейдар Алиевич не забыл. Он вообще никогда ничего не забывал. Память у него была просто уникальная. Через много лет он мог восстановить картину любого эпизода. Запросто перечислить по имени и отчеству тех, кто присутствовал в той или иной ситуации, кто и что сказал, кто, как и даже каким жестом реагировал. Более того, мог напомнить, какая стояла погода и который был час… Этой своей способностью он поражал, пожалуй, всех и вся. Меня, во всяком случае, не однажды. Я обомлел, когда он в подробностях припомнил мне тот мой возглас, которому никто тогда в 65-м не придал особого значения, но который по истечению короткого времени приобрел форму удачного предсказания. А случилось это при следующих обстоятельствах.

По спущенной из Москвы квоте у нас должен был появиться новый генерал. Звание «генерал» в республиках Советского Союза присваивалось строго в соответствии с ней и только тем, кто занимал соответствующую должность и кого представляло местное ЦК. Таков уж в те времена был порядок. На основании этого представления, по существу, и издавался Указ Верховного Совета СССР о присвоении такому-то такому звания «генерал».

Кандидатур было несколько.

– На ком остановимся, Сабир? Все достойны,– держа перед собой, принесенный мною список, спрашивает он меня.

– По мне – Тофик Азиевич Асланов,– предлагаю я.

– Почему?

– Заместитель министра внутренних дел… Профессионал высокого класса… Я его хорошо знаю. Работал с ним не один год. Сын Героя Советского Союза генерал-майора танковых войск Ази Асланова…– аргументируя, я неожиданно для себя самого же заключаю:

– Сын генерала должен стать генералом.

– Значит, по твоей логике выходит, что и моему сыну суждено стать генералом? – не отрываясь от списка, и не без иронии, хмыкает Гейдар Алиевич.

– Он, как и отец, сам будет назначать генералов! – опять-таки спонтанно вырывается из меня, а, спохватившись, я тут же добавляю: