- Нет, Дима, - отрезала Алена. – Мне было очень хорошо с тобой, и я так старалась тебе понравиться. Но так ни разу и не услышала даже слова любви. Ты все принимаешь как должное. Мою любовь и заботу.

- Алена… - попытался остановить ее Крепс.

- Подожди, Дима, - цыкнула она. – Спасибо тебе, что не лгал. Не обещал золотые горы. Только вот про задание наврал, правда? Я звонила Бердянкиной, уточнила. Она сказала, что ты в отпуске по собственному желанию. Хорошо, когда можно прикрыться государственной тайной. Но я так жить не могу. Думать, где ты? Подозревать каждый раз. Придумывать тебе оправдания и закрывать глаза. Делать вид, что не слышу, когда ты меня во сне называешь Юлей.

- Да я ни разу, Алена! – заорал Крепс. – Меня Кирсанов попросил съездить. Мы случайно встретились… Где ты? Я сейчас приеду, и мы поговорим. Ребенок есть, я не отрицаю. Но я не собираюсь жениться на его матери. И вступать в отцовство не планирую.

- Почему? – устало поинтересовалась Алена. – Я думала, что вопрос решенный…

- Ты думала! – заорал он. – А у меня спросить? Поговорить со мной?

- Хорошо, -  с тяжким вздохом протянула она. – Ответь мне на единственный вопрос. Ты меня любишь?

Конечно, нужно было с придыханием ответить «да!». Рассказать о своих великих чувствах, но Крепс молчал, будто ему в рот налили гипса, и он там окаменел, сковывая язык и застывая в горле твердым комом.

- Прощай, - в сердцах бросила Алена и отключилась. И сколько бы потом ни набирал ее Блинников, протяжные гудки сразу обрывались.

«Добро пожаловать в черный список, Дмитрий Николаевич, - самому себе с ехидцей сообщил он. Стащив куртку, бросил ее на стул и, зайдя в опустевшую кухню, принялся рыться в холодильнике. Нашел в морозилке какие-то самодельные сосиски и, поставив их вариться, позвонил матери.

- Расскажи мне, - потерев переносицу, устало попросил он. – Что ты наговорила Алене? И до каких пор будешь лезть в мою личную жизнь? Кто дал тебе право решать за меня?

- Ты все-таки балбес, Дима, - с горьким сожалением в голосе заметила мать. – И, скорее всего, упустил ту женщину и ребенка. А я так хотела…

- Да какое твое дело? – перебив, вспылил Крепс. – Не лезь ко мне! Прошу тебя! Завтра поеду за Аленой, через месяц женюсь на ней. Привыкай, мама! – заявил решительно и даже сам себе не поверил.

- Алена в Омске, - усмехнулась мать. – Уехала к брату, но Медея говорит, что у нее там первый муж живет…

- Она не была замужем. Я проверял, - выдохнул он, пытаясь сдержаться.

- Я ж и говорю, что балбес, - недовольно хмыкнула мать. – Что ты мог проверить, Дима? – добавила жалостливо. – Люди вон годами живут и не расписываются. Проверил он… А теперь слушай меня внимательно. Медея - очень сильная прорицательница, но она иногда не то видит…

- Прекрасная характеристика, - фыркнул Крепс, доставая из кухонного шкафчика рыбные консервы, банку горошка и баллон с помидорами, присланный матерью перед Новым годом.

- В основном она считывает информацию полностью, но может увидеть какую-то ситуацию, которая произойдет в ближайшее время, но напрямую не коснется.

- Ну, и зачем мне эти сакральные знания? – пробурчал Блинников, потянувшись к шкафчику, где у Алены хранилось спиртное. Достал бутылку водки и маленькую стопку на ножке. Налил себе полную. Но во время разговора с матерью пить не решился.

«Еще лекции об алкоголизме мне не хватает», - ощерился он и, слушая мать, на автомате помешал куриные сосиски, болтающиеся в кипящей воде.

- Не перебивай, Дима, - одернула его мать как мальчишку и заметила, волнуясь: – Медея видит покушение. И если мать убьют, то ребенка ты никогда не найдешь. Его увезут за границу! Он никому нужен не будет! Но и тебе не дадут! Там у людей деньги и сила! Ты хоть и полковник у меня, а против них нищеброд! Спаси ту женщину, я умоляю тебя! Пусть я внука не увижу никогда, но он хоть сиротой не останется. Я знаю, каково это - с чужими жить. Меня никогда тетка куском хлеба не попрекала, царствие ей небесное…