– В прямом. Историки у нас обычно сухари. А вы не такая. Живая. – Он берёт с полки тонкую книгу, не глядя на неё. – Это хорошо. Такому месту, как Черногорский, нужно больше людей с искрой.

Он отходит, будто ничего не сказал. Только взгляд задерживает на мне ещё на пару секунд. Не грубо. Не вызывающе. Но будто с вызовом. С намёком. А у меня от этого взгляда буквально волоски на коже рук поднимаются, словно наэлектризованные.

А ещё я совершенно теряюсь, не знаю, что и ответить быстро на такие слова.

– Приятного чтения, – бросает Албаев и уходит между рядами, исчезая так же быстро, как появился.

Я остаюсь одна, стою с книгой в руках, не понимая, что это было. Лесть? Проверка? Или он и правда считает меня… не совсем подходящей для этого места.

Мои книги поступают в ящик. Я забираю их, сажусь за стол у окна и начинаю работать. Но фокус держится плохо. Мысли расползаются, провисают, сосредоточиться никак не выходит.

Странное ощущение на коже, что возникло, когда этот Албаев остановился рядом, не проходит.

Я тру ладонями по предплечьям, пытаясь прогнать эти колючие мурашки, но выходит не очень.

Этот парень странно действует на меня. Он говорит мало, но каждое слово будто двусмысленно. Каждое движение – рассчитано. Как в шахматной партии, где он знает, что выиграет, и просто тянет удовольствие.

Только я вот с ним ни во что не играю и совсем не соревнуюсь.

Я снова отвожу взгляд к окну, где за витражами медленно плывут облака.

Этот день явно стал чуть менее предсказуемым.

Я не могу уснуть.

В комнате темно, тишина почти стерильная, но она не успокаивает. Я ворочаюсь в постели, натягиваю одеяло до подбородка, потом сбрасываю его. Переворачиваюсь с боку на бок, и каждый раз ловлю себя на ощущении, что где-то что-то не так.

Воспоминание о вчерашнем звуке шагов, глухом, как будто нарочно приглушённом, снова всплывает, вызывая накатывающую волнами тревогу.

Шаги, остановившиеся у моей двери.

Я пытаюсь себе напомнить, что, скорее всего, это были просто звуки из комнаты сверху. Или охрана. Или вообще мне показалось. Но память не отпускает. Она удерживает меня в этом отвратном ощущении.

Кое-как мне всё же удаётся уснуть. А если быть точнее, провалиться в липкую, тёмную, глухую трясину. И, конечно же, мозг пытается через подсознание протащить ту нервозность, что охватила меня – и мне снится кошмар.

Мне снится Сергей. Его руки на моей шее. Его голос, спокойный, липкий. Он стоит под дверью. Он знает, где я. Он нашёл меня. Он в этом коридоре. И это его шаги.

Я просыпаюсь и рывком сажусь на кровати, от чего голова начинает кружиться. Горло сдавлено, лоб влажный. Сердце бьётся так, словно я пробежала пару километров без единой остановки на передышку.

Я опускаю ступни на пол, наклоняюсь и сжимаю руками колени, опустив голову между ними. Так мне советовал делать психолог, когда паника накрывала.

Но дрожь в пальцах не уходит. Сердце всё равно частит, утяжеляя дыхание.

Так. Хватит, Настя.

Я не в Москве. Я не в своей старой квартире. Здесь другой мир. Здесь он меня не найдёт. Я в безопасности.

Снова сажусь и крепко зажмуриваюсь, а потом вскакиваю, сердито натягиваю халат поверх лёгкой пижамы и подхожу к двери. Резко, почти вызывающе, распахиваю её.

Пусто. В коридоре никого нет и это абсолютно ожидаемо.

Тот самый безмятежный, слегка приглушённый свет, стены, тишина. Корпус спит. Ни звука, ни тени. Никого.

Я качаю головой, выдыхая с раздражением.

– Придурочная, – шепчу себе под нос и закрываю дверь.

Но в комнате душно.

Или это мне кажется.

Я распахиваю окно, вдыхаю ночной воздух, но он не наполняет грудь. Он липкий, сырой, и не даёт того облегчения, которого я жду. Кажется, я просто задыхаюсь не от воздуха, а от чего-то внутри.