Егерь императрицы. Виват Россия! Андрей Булычев

– Подмогните, братцы, сило́в уж нет! – Пожилой обозный помахал подходившей ротной колонне. – Ваше благородие, маненько бы только нас подтолкнуть, лошадки уж больно утомились, никак не вывозят.

– Эка же вас занесло-то, – укоризненно произнёс капитан Бегов. – Чего же в сугроб-то залезли?

– Да со встречной курьерской каретой разъезжались, ваше благородие, – стянув с потной головы егерскую каску и выдыхая, пояснил ветеран. – У них-то лошади о-го-го какие резвые, на кажном яме самых лучших, самых свежих себе в упряжку цепляют, вот и прут как оголтелые, не глядя, по дороге. Попробуй курьерским не уступи, государева служба ведь, вона как они спешат всё время. Я чуть было вбок свернул, им уступая, а тут вон правый полоз за набитую дорожную кромку ушёл, ну и потянуло туда весь воз. Мы уж и так и эдак с Микиткой тужились, да куды уж нам вдвоём его вытянуть, в него и снега с горкой набилось. Ехали ведь самыми задними, обоз на горку поднялся – и всё, скатился, и нет его, не докричишься отсель.

– Рота, стой! – скомандовал капитан. – Первый плутонг, вперёд, навались! А ну-ка, толкнули сани, братцы, подмогнём обозным!

– Подмогнём, подмогнём, – послышалось от окруживших повозку егерей. – Взяли, робяты! Горшковские, правый полоз поднимай! Хоро-ош! Толкай помалу! А ну поднажми!

– Заводи коней на дорогу! – Капитан Бегов махнул рукой, указывая обозному. – Давай-давай, тяни-и!

– И раз, и раз, и ра-а-аз! – покрикивали, поднатужившись, служивые. – Э-эх! Пошё-ёл! – И облепленный снегом воз со скрипом и скрежетом наконец выкатился на набитый ногами и полозьями тракт.

– Ох, спасибо, братцы! Благодарствую, господин капитан! – причитал обозный. – Так бы ведь и стояли себе дальше, ждали бы фуражные повозки Ускова, а они-то когда ещё появятся! Ох, спасибо вам, благодетели, выручили!

– Ладно, дальше сами уж, небось, оправитесь? – отмахнувшись, спросил Бегов. – А то ведь нам ход сбивать никак нельзя, совсем скоро рота капитана Тарасова нагонит.

– Сами-сами мы дальше, ваше благородие, – уверил офицера ветеран. – Сейчас только вот снег выгребем, внутри мешки поправим и дальше покатим.

– Ну ладно, бывайте тогда. Рота! – обернувшись к колонне, крикнул он громогласно. – Скорым ходом ма-арш! Пошевеливаемся, а то нам вторая уже в спину дышит!

– Ох ты ж ё-моё! – выругался, ударив ногой о боковую жердину, проходивший в колонне мимо саней Капишников. – Не напирай, ребята, тут узко!

– А ты проскакивай быстрей, Спирка, чего телишься?! – Лыков подтолкнул его в спину. – Ну дядька, всю дорогу перегородил, обходи теперь тебя!

Ряд за рядом колонна протопала по дороге дальше. Ещё полверсты – и она взошла на покатый холм, с которого открывался вид на окрестности.

– Степь да степь кругом, никакого края ей нет, когда уже к лесам выйдем, – проворчал, оглядываясь по сторонам с вершины холма, Дуров. – И как только тут калмыки живут? Летом здесь жар нестерпимый, ещё и суховей вечно пылью с песком глаза порошит, а уж зимой лютая стужа с бураном, укрыться негде.

– Ничего, немного нам уже до Дона осталось, Михаил Алексеевич, – ответил шагавший рядом со штабс-капитаном командир роты. – Сегодня, Бог даст, к вечеру Маныч минуем, а там два дневных перехода – и уже у Цимлянской станицы будем. Утром, на командирском сборе, Сергей Владимирович карту показывал, два дня нам по ней в степных оврагах осталось ночевать, а уж дальше, за Доном, населённая земля начинается. По всему тракту казачьи станицы вёрст через десять, самое большее через двадцать будут стоять, так что потерпим.

– Потерпим, чего уж там, – вздохнув, проговорил штабс-капитан. – А в Цимлянской-то, я слышал, обещали два дня отдыха для приведения в порядок полку дать?

– Квартирмейстер говорит, что да, целых два, – подтвердил Бегов. – Потом только лишь в Богучарах большой отдых будет, а после него в Воронеже. Вот уж где отдохнём как следует, как-никак, а ведь губернский всё ж таки город.

Натруженные ноги сами несли егерей под уклон.

– Эх, вот бы и всегда так бежалось, – произнёс, топая сапогами, Капишников. – А то к вечеру уже никакой прыти нет. Топать-то нам ещё три месяца, ох и умаемся.

– Так ты просился бы в эскадрон, Спирка, чего теперь жалишься? – проворчал шедший рядом Южаков. – В пехоте завсегда только лишь на свои ноги уповаешь, а уж тем паче в егерях. А может, тебе лучше в обозные податься?

– Не-е, ну чего я, Степаныч, совсем, что ли, немощный или калечный, чтобы в обозные уходить? – фыркнул егерь. – Это уже тебе али вон Тихону с Нестором можно в нестроевые, небось, послужили и побегали своё вволю, а я-то ещё молодой.

– Тьфу на тебя, дурень, – буркнул Южаков, поправив на плече фузею. – В обозные он нас хочет упечь. Чего сказал-то сейчас, сам подумал? Да мы тебя сто раз уделаем в ходьбе.

– Да ты не обижайся, Степаныч, я же это так, шутошно сказал, – произнёс Капишников. – Вы-то ещё о-го-го какие, куда уж мне до вас, до тёртых калачей! А в эскадронные – да, хотел я было попасть вслед за Чирковым с Ведуновым, ребятами из нашего учебного отделения. Дык не взяли меня ихние господа командиры. Не знай уж, чего им не понравилось. А может, оно это и к лучшему, Прошке-то Ведунову татарин ножом горло перерезал летом, а я-то вот с вами своими ножками сейчас иду. Так что ничего. Я сейчас из артели, коли предложат мне в конные перейти, ни за что не переметнусь. Чего я, дурной, что ли, с места на место скакать? Ну его, тут уж всё своё, родное, небось свыкся.

– Это да-а, – протянул Южаков. – Человек, он к своей общине, к миру привычен, не зря же толкуют: ты за мир, а мир за тебя, с ним и беда не в убыток.

– Посторонись, православные! Дорогу, братцы! – донеслось сзади.

– Вправо принять! – раздалась команда старшего унтер-офицера роты сержанта Милушкина. – Правее к обочине, а то стопчут!

С левой стороны, объезжая ротную колонну, прокатились те самые сани, которые только недавно вытаскивали из снега.

– Смотри не застрянь, дядька! Более вытягивать не будем! – напутствуя ездового, прокричал вслед штабс-капитан Дуров.

– Выровняли ряды! – скомандовал егерям командир роты. – Скорым ходом марш! Поспешим, братцы, до яма вёрст пять осталось. Вот около него и будет сегодня ночёвка. Вечереет уже. Шире шаг!

Цимлянская была большой, располагавшейся на возвышенном, правом берегу Дона станицей. В давние времена тут высились стены старинной хазарской крепости Саркел, взятой приступом князем Святославом и переименованной после этого в Белую Вежу. Позже, в начале тринадцатого века, она была оставлена из-за натиска степняков, но уже в шестнадцатом веке эти места вновь были заселены казаками, которые и основали тут укреплённое поселение, получившее своё название из-за впадающей поблизости в Дон реки Цимлы. Место было удобное, с него контролировался большой соляной шлях от Маныча, реки изобиловали рыбой, в степи разводили скот, а плодородные земли давали богатые урожаи. По всему югу России за Цимлянской ходила слава как за местом, где выращивают виноград и умеют делать из него прекрасные вина. Ещё Пётр Первый, проезжая по этим местам, пережидал в станице непогоду и, собрав стариков, рассказал им о виноградниках, которые видел за границей, а также какой хороший доход можно извлечь, занимаясь выращиванием лозы. Несколько кустов, по местному преданию, он собственноручно после своего рассказа тут же и посадил. Казаки – народ предприимчивый, уходя в походы, они везли черенки из Османской империи, из Персии, Венгрии и даже с далёких берегов Рейна. Уже к концу восемнадцатого века в окрестностях Цимлянской росло около 30 тысяч кустов винограда. А вина, производимые в станице, знали даже в столице.

– Господа, за личным составом глаз да глаз, – наставлял офицеров при подходе к месту квартирования Егоров. – Чтобы двухдневный отдых в пьянку и дурь не превратился. Нам вот только ещё жалоб на непотребство при постое не хватало в Военную коллегию. Так что в каждой роте один офицер и три унтера состоят всё время в дежурных. Места квартирования каждому подразделению при заходе укажет Александр Павлович, он уже целые сутки готовит нам постой.

Как ни смотрели командиры за своими людьми, однако полностью избежать нарушений не удалось. Оно и понятно: почитай, у каждой хаты здесь был свой приличный садик, а у многих хозяев было вкопано или стояло в особых погребах по несколько винных бочек. У служивых водилось серебро, у местных был товар, да и люди шли с войны усталые, а впереди у них была дальняя дорога.

– Два плутонга в полном составе, ваше превосходительство, под арестом, – докладывал уже перед выходом полка Хлебников. – Те, что в первую ночь меж собой передрались. И ещё дюжина человек из других в нарушителях. Всего пятьдесят семь рядовых, ну и унтеры.

– Построй их отдельно, Вячеслав Николаевич, – попросил Егоров. – Сейчас мы с квартирмейстерскими и интендантскими офицерами закончим, и я выйду. Продолжайте, Сергей Владимирович, – обратился он к Гусеву.

– Как я уже только что докладывал, ваше превосходительство, до Воронежа нам ещё около шести сотен вёрст пути. – Главный полковой квартирмейстер, расправив карту, указал на отметку. – А если точнее, то пять с половиной сотен. Причём пути непростого, Алексей Петрович, месяц март начинается, вы и сами видите – с крыш начинает капать. А совсем скоро весеннее солнышко так хорошо пригреет, что и дорога наша поплывёт. Значит, и скорость марша начнёт резко падать.