Общемировой тенденцией является усиление финансового сектора экономики. Этот процесс имеет два последствия. С одной стороны, рост финансового сектора позволяет быстрее перераспределять деньги от богатых к умным. Финансовые рынки дают адекватную оценку стоимости активов, поэтому с их развитием ресурсы становятся более мобильными. Причем выигрывают компании «новой экономики». Главный экономист Международного валютного фонда (МВФ) Раджан Зингалес в своих работах доказывает, что рост финансового сектора ускоряет развитие высокотехнологичных сфер (электроники и фармацевтики), но почти бесполезен для табачной промышленности. Финансовые активы всего мира (капитализация локальных фондовых рынков, внешние и внутренние долги государств и компаний, а также банковские депозиты) за 2005 г. выросли со 133 трлн до 140 трлн долл.[1] Традиционно показателем развитости считается отношение финансовых активов к величине валового внутреннего продукта (ВВП). В США, где финансовые рынки самые зрелые, отношение активов к ВВП достигло в 2005 г. 4,05 (десятилетием раньше – 3), в Европе – 3,03 (1,8). США к 2007 г. продолжают оставаться «финансовым пылесосом мира» – по оценке компании McKinsey, на эту страну приходится 85 % мирового притока капитала.

С другой стороны, все больше генеральных директоров (СЕО) крупнейших корпораций США ощущают давление фондового рынка на принятие решений (как краткосрочных, так и долгосрочных). Опросы и ряд исследований показывают, что менеджеры часто вынуждены ориентировать свою инвестиционную политику на краткосрочный период, поскольку при рыночной оценке компании инвесторы не учитывают будущие выгоды от долгосрочных вложений, т. е. страдают «близорукостью».

Существенную роль в принятии решений в компаниях стали играть фонды прямых инвестиций (private equity). Еще десятилетие назад компании, реализовывающие поглощение в качестве стратегического инвестора, имели фору перед фондами прямых инвестиций, так как могли обеспечить оплату покупки и собственными акциями, и деньгами. Более того, рынок существенно доплачивал за потенциальное улучшение качества управления, что позволяло стратегическому инвестору-покупателю платить премию к фундаментальной цене. В последние годы (начиная с 2002 г., после краха интернет-пузыря и терактов 11 сентября 2001 г.) из-за дешевизны заемных средств фонды прямых инвестиций и хедж-фонды стали привлекать огромные финансовые ресурсы и легко входить в капитал интересных для них компаний. Мировые компании прямого инвестирования выходят и на российский рынок: TPG, Permira, Blackstone. Значимыми игроками становятся фонды, созданные специально под инвестирование в российскую экономику: Baring Vostok Capital Partners, Delta Private Equity, Alfa Capital Partners, Russia Partners. Особенности их работы состоят в фиксированном сроке участия в капитале (обычно не более 7—10 лет) и существенном влиянии на принятие решений в компаниях, что дает им владение блокирующим или контрольным пакетом акций (например, как в «Яндекс», «Голден Телеком»). Свидетельством зрелости рынка прямых инвестиций на территории РФ являются сделки по покупке компаний на заемные средства (leveraged buy-out, LBO). В 2006 г. такую сделку по покупке «Корбины Телеком» провел фонд «Ренова Капитал» с привлечением денег Внешторгбанка (ВТБ), в 2007 г. – Lion Capital по покупке «Нидан Соки» с долговым финансированием Goldman Sachs.

Хедж-фонды и инвестиционные компании (банки) инвестируют на меньший срок, чем фонды прямых инвестиций (1–2 года) и часто занимают позицию миноритарных акционеров. Новые изменения в Федеральном законе от 27 декабря 2005 г. № 194-ФЗ «Об акционерных обществах» (в ред. от 27 июля 2006 г. № 146-ФЗ) позволяют им активно проводить свою политику в компаниях и защищать свои интересы. Крупнейшими инвестиционными банками на российском рынке являются: «Ренессанс Капитал», «Тройка Диалог»,