А утром к Дробышеву заявилась жена Стафеева. Стройная такая шатенка в стильных брючках.
– Я всё знаю, – говорит. И носиком водит – в веснушках. – Мне адвокат рассказал. Знаю, знаю про тайну следствия. Но адвоката-то я ему нанимала… Так вот, Игорь, конечно, свинья, но не преступник. Ищите настоящего убийцу.
И смотрит майору прямо в глаза. Тот в гляделки играть не стал, опустил взгляд ниже: а там, как назло, грудь мадам – полная, округлая, так и набухает под тонкой блузкой. «А ничего ведь дамочка, – фиксирует Дробышев. – Вовсе не страхолюдина, и больше сорока никак не дашь. Видно, что в форме. На улице жара под тридцать, а она – как свежий лимончик из холодильника. Чего мужику не хватало?»
– Откуда подобная уверенность, Ольга Викторовна? – спрашивает спокойно.
– Потому что Игорь – слабак, – напирает Стафеева. – Убийство ему не по плечу. Да и зачем ему эту девицу убивать, если он ей деньги отдал?
– А вы уверены, что отдал? Может, он эти пять тысяч долларов возил в машине для вида?
– Нет. Я уже проверила, – парирует бизнесвумэн. – Он действительно снял в пятницу со своего счета тридцать тысяч. Думает, что я об этом счете не знала. Дурачок.
– Коли слабак и дурачок – чего не разведетесь?
– Любовь, видите ли, зла. Особенно, когда скреплена брачным контрактом.
И усмехается. Зря. Ох, не любит Дробышев, когда над ним ехидничают или за дурачка держат.
– А он что, вас моложе? – колет в ответ. Некорректно, конечно, по отношению к даме. Но сама напросилась.
– Моложе, – тихо признается дама. – А что, заметно?
И снова смотрит на майора, но уже кротко, ненавязчиво. И даже вроде как с легкой обидой: мол, зачем же вы так, майор, с беззащитной женщиной? По нежной душе взяли и шаркнули грубым намеком, словно наждаком.
«В психологии разбирается, зачет, – отмечает Дробышев. – Только вот манипулировать мной не надо. Ишь, обиженную строит. А глаза-то зеленые, как у кошки. Хм…»
И неожиданно для себя, словно цепочка какая-то в мозгу замкнулась, спрашивает:
– А как ваш муж к животным относится? Кошек любит?
Удивляется Ольга Викторовна, брови вверх вскидывает. Но реагирует быстро:
– Это что, вроде теста? Хорошо относится. Даже лучше, чем я. У нас дома и кошка, и собака. Так кошка к нему больше ластится, чем ко мне.
И опять щурит зеленые глаза. Вроде как иронизирует. И надо же, сглазила, рыжая.
Уже через час основная версия посыпалась. Пенсионерка Валентина Степановна, единственный свидетель, видевший предполагаемого убийцу в лицо, Стафеева при понятых не опознала. Твердо заявила:
– Нет его здесь. Вот этот, – указала пальцем на Стафеева, – вроде похож немного, но не он. У того мерзавца, что кошку пнул, волосы длиннее были. И ростом повыше, только сутулый. И моложе, кажется.
А затем подоспели результаты аутопсии. Картузов их первым от медэксперта узнал и тут же начал комментировать:
– Вот ведь… Слышь, Сергеич? Сперма-то у нее в желудке и в этой, прямой кишке, – разная. Надо же… Получается, эта девица сначала у Стафеева в рот приняла, а уже потом ее кто-то другой поимел? Вот ведь фигня какая…
Сидит Дробышев, морщится. Ох, вульгарен Стас. С другой стороны – толковый опер, шустрый. А кто из нас без недостатков? Не все в полицию после пединститута приходят, как в свое время Дробышев. А цинизм… Профессиональное заболевание, что поделаешь.
– Впрочем, есть и хорошая новость, Сергеич, – продолжает Картузов уже без вульгаризмов. – Под ногтями у Латыниной нашли остатки эпиталамуса со следами крови. У старушки были длинные ногти и, похоже, она ими успела цапануть убийцу.
– Эпи… чего? – «зависает» Дробышев. – Может, остатки эпидермиса?