– Но Корреджо жил в эпоху Ренессанса, – заметил каталонец.

– Верно. Тем не менее, он нередко обращался к языческим мотивам. Монография, над которой я работаю, посвящена как раз этой теме – трансформация образов античной мифологии в христианском искусстве эпохи Возрождения.

– Звучит интригующе.

– В самом деле? – гречанка обернулась и взглянула на него испытующе, словно ожидала какого-то подвоха. Но Федерико остался невозмутим.

– Я неплохо разбираюсь в искусстве, – сказал он без тени самодовольства. – Но не могу сказать, что мне нравится Корреджо. Согласитесь, Дева Мария с голыми ногами – это немного чересчур даже для нашего времени4.

– Да вы – пуританин! – Аглая сокрушенно покачала головой, однако во взгляде ее светился живой интерес. – Но, честно говоря, я приятно удивлена. Немного найдется людей, с которыми можно вот так вот запросто поговорить о работах Антонио Аллегри. Большинству его имя вообще ни о чем не говорит. Рафаэля еще худо-бедно знают, но на более глубокие познания рассчитывать обычно не приходится. Кто вы по профессии? Искусствовед?

– Не совсем, я…

Но договорить мужчина не успел, потому что в этот момент во дворе появилась Эльза. Как всегда, элегантная, в длинном белом платье и кружевной пелерине. Солнце уже успело подняться из-за горизонта и светило ей в спину, отчего казалось, будто ее фигура излучает мягкое сияние. Она напоминала Мадонну с фрески в Сикстинской капелле, и невозможно было не заметить разительный контраст между ней и Аглаей – такой простой, земной и непосредственной.

– Я везде тебя искала, amor mío, – сказала Эльза по-испански, приблизившись к ним.

– Прости, любимая. Нужно было оставить записку, но я не думал, что уйду надолго, – виновато откликнулся Федерико, тоже переходя на родной язык, а потом снова сказал по-английски, обращаясь к новой знакомой. – Сеньора Василиадис, разрешите представить вам мою супругу Эльзу.

Гречанка выглядела немного смущенной и все-таки протянула руку со словами:

– Можно просто Аглая, рада знакомству.

Но Галатея осталась неподвижна и даже ничего не сказала, отчего та смутилась еще сильнее, быстро опустила руку и вытерла ладонь о подол платья, будто испачкалась в чем-то.

– Ну что ж, мне, наверное, пора… – сказала она, сделав несколько шагов назад. – Было приятно пообщаться, сеньор Паретти.

– Взаимно, сеньора Василиадис, – искренне ответил Федерико. Аглая ему понравилось. В ней что-то было, что-то такое, что нечасто встречается у современных женщин. Не интеллект, умных мастер повидал достаточно – просто она была такой… такой легкой.

Гречанка остановилась.

– Вообще-то – все еще синьорина, если вам интересно, – улыбнулась она. – Чао! Увидимся!

И, махнув рукой на прощание, Аглая пружинистым шагом направилась в сторону трапезной. Подходило время завтрака. Они провожали ее взглядом, пока женщина не скрылась за деревьями.

– Кто она такая? – спросила Эльза ровным голосом, но в ее спокойной интонации угадывалась скрытая злость.

– Профессор из Университета в Салониках. Изучает Корреджо.

– Она мне не нравится.

Федерико вздохнул и взглянул в холодные глаза Галатеи, с горечью подумав о том, что его Эльза никогда бы так не сказала об этой женщине.

***

Фреска в покоях аббатисы, ради которой Аглая приехала в Италию, действительно поражала воображение. Нигде еще Федерико не видел столько обнаженных мальчиков в самых интересных позах и такое количество яблок. Насколько он помнил, настоятельница сама выбрала дизайн интерьера, как сейчас модно говорить, и если бы все это великолепие увидел герр Фрейд, у него бы появилось очень много вопросов к праведной христианке. Впрочем, и к художнику тоже. Потому что поместить богиню Диану