– Glory to Jesus!2

Голос, раздавшийся внезапно совсем рядом, заставил его обернуться так резко, что хрустнула шея. В нескольких шагах от него стояла женщина – миниатюрная, в закрытом зеленом платье, подхваченном под грудью кожаным ремешком, из-под цветастой косынки выбивались непослушные черные, как вороново крыло, кудри. Лицо загорелое и как будто обветренное – такие бывают у людей, которые много времени проводят на открытом воздухе, глаза почти черные, и идеально прямая линия носа – прямое свидетельство греческого происхождения. Она была без косметики, и Федерико дал бы ей лет сорок.

– Любопытство сгубило кошку, – сказала незнакомка, улыбаясь, отчего на щеках появились ямочки. Она говорила по-английски с небольшим акцентом, но вполне прилично для туристки. – Слышали такую поговорку?

– Я… нет, я не… это не то, что вы подумали, – торопливо произнес каталонец также на английском. Его не так-то легко было вогнать в краску, но момент получился неловким. Как ни крути, неприятно, когда тебя ловят за подглядыванием, точно подростка, жадно припавшего к замочной скважине в двери женской раздевалки.

– Да ладно! – весело подмигнула женщина. – Как говорил наш возлюбленный Иисус, «кто из вас без греха, пусть первым бросит камень». Аглая Василиадис, – представилась она и протянула ему руку.

Ее ладонь была такой же загорелой, а еще очень теплой – почти горячей, и, приблизившись к Аглае, кукольник ощутил хорошо знакомый запах олифы, так пахнет в художественных мастерских.

– Джулио Паретти, – представился он своим новым именем, отвечая на рукопожатие.

– Вы не похожи на итальянца.

– Я – наполовину немец, наполовину каталонец. А вы из Греции, я прав?

– Только не говорите, что у меня «очень греческий нос»! – весело рассмеялась Аглая. – Честное слово, мне это говорит каждый, кто видит меня впервые.

– Но это правда, – улыбнулся мужчина. – Ваш профиль можно чеканить на монетах!

Гречанка вдруг стала серьезной и приложила палец к губам.

– Т-с-с! – произнесла она, подошла еще на шаг ближе и доверительно сообщила: – Они охотятся за мной.

– Кто? – спросил Федерико, сбитый с толку внезапной переменой ее настроения.

– Они, – важно повторила женщина. – Люди, которые работают на монетный двор Греции. Им нужно мое лицо!

Секунду каталонец ошеломленно смотрел на нее. А потом в глазах Аглаи заплясали веселые искорки, и она снова рассмеялась. Ее смех был таким звонким и заразительным, что и Федерико рассмеялся вместе с ней.

– Надеюсь, нас не выгонят из монастыря, – сказала женщина. – Святой Бенедикт, знаете ли, был против веселья. Необычайно мрачный и скучный тип, вам не кажется? Смех продлевает жизнь. Не удивительно, что средневековые монахи умирали так рано, если их все время заставляли ходить с серьезной миной!

– Надо полагать, – кивнул кукольник. – Но вы не ответили на мой вопрос.

– Ах да, прошу прощения. На самом деле, я с Кипра, но живу в Салониках. Преподаю на кафедре истории и археологии в Университете Аристотеля.

– Надо же! Так вы – профессор? Дайте угадаю – медиевист?

– А вот и не угадали! Я – антиковед.

– И что же вы делаете здесь? – удивился Федерико. – Неужели на территории аббатства раскопали языческое капище?

– Ну, капище здесь, возможно, и было, – Аглая пожала плечами и медленно пошла вперед, шурша сухими листьями. Каталонец двинулся за ней, отставая на полшага. – Во всяком случае, я бы не удивилась. Знаете, многие христианские монастыри покоятся на фундаментах древних культовых сооружений. Но нет, я здесь не за этим. Меня интересуют фрески Корреджо3, одна из них, самая первая его известная работа, находится в Сан-Паоло.