Его бездна.

Холодность. Боль, которую я видела в синих глазах, которую мне так хотелось утолить. Я могла все изменить. Могла помочь ему, как никто другой. Эта затаенная боль и мрак в темно-синих глазах подписали мне приговор. Возможно, мне было бы легче, если бы он что-то сказал. Что-то более личное. Или если бы он еще раз меня поцеловал. Но он не сделал ни того ни другого. Он уехал.

На рассвете девятого июня он постучал в мое окно. Я не сразу поняла, что происходит. Сонная вылезла из постели, подошла. Он стоял в полной экипировки с рюкзаком на плечах.

– Не волнуйся, – сказал. – Я скоро вернусь.

А потом послал воздушный поцелуй, оставил на подоконнике маленькую шоколадку и ушел, не оглядываясь. Уснуть я больше не смогла. И спросить ни у кого не могла, куда его направили. Обычно парни возвращались через пару недель. Короткие миссии, перегруппировки на базе. Но прошло уже полтора месяца!

Как же я волнуюсь. Не могу думать ни о чем другом. Коллега заметила, что со мной что-то не так. И сегодня я не выдержала и рассказала ей все. Честно, думала, что после такого меня просто отправят домой, разорвут контракт. Но она похлопала меня по плечу, а потом достала виски из-под стола. Мы выпили. Легче не стало. Или стало? Не знаю. Мысли путаются. Могу сказать лишь то, что пишу с трудом и сижу с трудом. На часах почти два часа ночи.

Черт возьми.

Ну что там с ним происходит?

И почему мне это так важно стало?

Управление полицией Треверберга

Если и существовала в этом мире сила, способная вытащить Марка Элирана Карлина из постели раньше времени, то это жажда. И речь не об обыкновенной жажде физиологического свойства. Речь о потребности совсем иного рода. Как только в отдел Грина падало новое дело, Марк переставал спать. Забывал уезжать домой, урывая несколько часов отключки на диване в своем обновленном кабинете.

Он давно продал тот самый дом, начисто стерев все воспоминания, перебрался в просторный пентхаус на стыке Делового и Ночного кварталов, откуда мог пешком ходить в университет и за десять минут добираться до управления. И даже в это прекрасно обставленное, но неизменно холостяцкое жилище профайлер возвращался без желания тогда, когда занимался составлением очередного психологического портрета.

Помимо расследований жизнь вдовца занимало преподавание. Марк развел бурную деятельность, как только вернулся из совместного с Грином отпуска, восстановил все контакты с ФБР и открыл при Тревербергском университете большой курс по профайлингу, который вот-вот должны были расширить до самостоятельной кафедры. Карлин лично отсматривал сотни анкет студентов и стажеров со всего света, проводил телефонные собеседования, приглашал лучших из лучших. Пол, цвет кожи, возраст и социальное положение не имели значения, доктор был готов выделить стипендию из собственных средств, которые без жены и ребенка не совсем понимал, куда тратить.

Он искал самородков.

А если дух талантливого профайлера по иронии судьбы запихали в тело сексапильной брюнетки, так замечательно же. Работать будет еще и приятно.

Хотя от романов на работе доктор зарекся и за последние пару лет в порочащих связях замечен не был. Он ни в каких связях замечен не был.

После осмотра места преступления вместе со своей ученицей Марк вернулся в управление, заперся в кабинете и занялся формированием скелета портрета, попутно поясняя Аде, чье полное имя выучивать наотрез отказывался, что и почему делает. Розенберг молчала, записывала и мотала на ус. И это не удивило. Удивило другое. Когда пробило полночь, и Карлин сидел в кресле, размышляя о том, что может заставить одного человека срезать лицо другому, ученица заявила, что домой ехать смысла нет, и отправилась в комнату для отдыха, где и уснула на диване.