Я свесила ноги с кровати и мельком взглянула на себя в зеркало, оно стояло напротив. Мне было всего двадцать, а по ощущениям – моя жизнь уже разрушена. Мятая мужская рубашка, волосы немного взъерошены и на губах блестели капельки крови. Я их все искусала – если Эмиль заметит, мне несдобровать.

– София Шах, – прошептала я.

Единственная дочь Эмина Шаха, самого крупного бизнесмена не только Волгограда. Послушная дочь, умница, красавица. Папина гордость.

Теперь – нет.

Наступило утро. Я больше не занималась йогой по утрам – по крайней мере не при Эмиле. В этот раз мы позавтракали, и Эмиль велел собираться в магазин – я хотела приготовить что-нибудь особенное.

Чтобы не привлечь к себе внимания, я закрыла лицо шарфом и шапкой, Эмиль сначала тихо посмеивался – ведь он не знал, кто мой отец.

– Вот это сегодня снегопад, – я с волнением смотрела в автомобильное окно, Эмиль сосредоточенно управлял автомобилем, дворники работали усиленно.

В супермаркете мы купили все необходимое. Мясо, муку, масло и кое-что еще для выпечки, которую мы с мамой часто готовили.

Все было хорошо.

Но к вечеру все изменилось.

– Мне нужно сделать звонок, – предупредил Эмиль.

Он принес на кухню все сумки, дав мне добро испечь пряности ко столу.

Эмиль сел на диван спиной ко мне. Плечи его были напряжены.

– Привет, малой. С Днем рождения.

Стало ясно: Эмиль звонил брату. Но разговор был коротким и лишен тепла – Эмиль холодно пообещал, что скоро приедет и попрощался, отключив телефон.

Он тяжело поднялся с дивана.

– София, к восьми вечера принесут еду из ресторана. Я позаботился об этом. Много не готовь.

– А ты куда?

Эмиль не ответил. Подошел к окну за моей спиной и молча стоял минут пять.

– Снегопад не прекращается, – я подошла ближе. – Уже машины почти не видно.

– Последний раз так мело четырнадцать лет назад.

Эмиль повернулся и неожиданно погладил меня по щеке. Я затаила дыхание, выдерживая пронзительный взгляд.

– Грех такой девочке достаться какому-нибудь уроду.

Эмиль ушел, а перед этим – поцеловал меня в висок. Я коснулась того места, что еще горело от его прикосновения.

Одернув себя, я вернулась на кухню. Приготовление выпечки заняло у меня несколько часов, и в конце по всему номеру витал вкусный аромат.

Вскоре к нему примешался дым никотина. Я сразу почувствовала его – он сочился сквозь двери, где находился Эмиль.

– Эмиль? – осторожно позвала я.

Он не откликался. Набравшись смелости, я дернула дверь его спальни на себя. Открылась.

Вот и дым.

Эмиль курил прямо в спальне. Лежа на кровати. Не моргая, он смотрел на потолок. Я сразу почувствовала смену настроения.

– Что ты делаешь? – я возмутилась.

– Выйди.

Тихий приказ. Хриплый. Пугающий.

Эмиль затянулся. Из его рта выходили клубы дыма. Красиво. Но слишком чуждо для меня.

Что с ним случилось?

– Не уйду, – ответила твердо.

Я распахнула окна, впуская в спальню морозный свежий воздух. И резко одернула шторы, чтобы воздух сменял дым сигарет.

– Ты мне последние рубашки отдал? Или почему ты раздет? – я застыла взглядом на его обнаженной груди.

– София, лучше уйди. По-хорошему, – глухое предупреждение.

– По-плохому силой вытащишь?

– По-плохому кое-что другое сделаю.

Не слова – обещание.

Я замерла, разглядывая Эмиля. В правой руке сигарета, на белой простыне – пепельница. Алкоголя нет, Эмиль им не злоупотребляет, и это радовало.

– Что-то случилось?

– Я забыл, что не люблю тридцать первое декабря, – хмыкнул Эмиль. – А сейчас вспомнил.

Я поежилась. Морозный воздух постепенно заполнял пространство, а Эмиль не одет. Я взяла плед, он лежал рядом, и укрыла его обнаженный торс.

Опустив взгляд ниже, я напоролась на металлическую пряжку ремня.