– Сука. – взревел папин голос. – сука. – удар. – ты не мертва. – удар. – ты не мертва. – удар. – ты бы не оставила меня. – удар, удар, удар. Тишина, потом звук разбивающегося стекла воцарился в комнате, он с такой ненавистью бросал какие-то вещи, ломая, все, что попадалось ему на пути. Боль, которую я испытывала разрасталась с неумолимой скоростью, заставляя задерживать дыхание, чтобы не выдать моего присутствия. Я хотела кричать, хотела плакать, хотела разрушать, но я сидела тут и подслушивала, как мой отец уничтожает все, до чего дотягивались его искалеченные руки.

– Ты не могла так уйти, ну же, детка, нет. – всхлипнул папин голос, наполнившись болью и страхом, которого я никогда не слышала от него. – Пожалуйста, пусть это все будет просто дерьмовый сон. Я так тебя люблю. – уже не скрывая своих рыданий, заикаясь говорил он. – Почему ты, а не я, почему не я? Блять, это всегда должен был быть я. – все громче всхлипывая говорил он. Я хотела зайти и обнять его, сказать, что мне тоже больно, но я не могла. Николай Соколов никогда не показывал кому-то своих слабостей, но сейчас он имел право немного сломаться. Именно поэтому я тихонько встала и направилась в свою комнату, намереваясь действительно не выходить из нее, пока меня не позовут. Вот только слова дедушки отказывались покидать мою голову, наоборот, заставляли прокручивать себя вновь.

«Любовь убивает быстрее пули» и теперь я была с этим согласна, я просто знала, что мы с отцом уже были мертвы.

На следующий день я надела свое черное платье, которое доходило до колен. Его подарила мне мама на мой день рождения, юбка была пышной, а рукава обрамлял гипюр, который спускался до самых кистей. Мои длинные волосы были заплетены в две косички, на кончиках которых красовались атласные черные ленты. Я так и не видела отца, он ни разу ко мне не заходил. Я не винила его, я тоже не смогла бы смотреть в глаза человеку, из-за которого умерла моя любовь.

«Любовь убивает быстрее пули.»

Я смотрела на себя в зеркало, и мне ненавистно было мое отражение. Я видела глаза ярко синего цвета, мамины глаза, обрамленные густыми черными ресницами, небольшой нос-пуговка был красным и опухшим от слез, которые все еще пытались выскользнуть из моих глаз. Еще вчера я видела в своем отражении красивую девочку, а сейчас очередную жертву. Слабость. Будущий труп. Я была такой же хрупкой, какой была она, я была, как девочка из сказки, которую рассказывала мне мама, осталось только дождаться хищника, который придет за мной.

Я видела, как тело моей мамы погружают глубоко под землю, сверху засыпая ее землей, навсегда создавая разрыв между ей и мной, я смотрела, как мой папа набирает горсть земли и бросает на крышку маминого гроба, после чего он достал платок из кармана своего пиджака, вытер руки и ушел, ни разу не оглянувшись. Его острый взгляд сканировал пространство, словно запоминая каждого, кто был на похоронах.

Людей было очень много, многих я даже не знала, они приходили без слез на глазах, некоторые даже не подходили к маме, словно пришли не для того, чтобы попрощаться с ней, а совсем по иной причине. Я не увидела родителей мамы, не было и ее сестер, моего брата тоже не было, что приносило одновременно и облегчение, и боль. Он возненавидит меня. Я потеряла его, также, как и маму, также, как и, возможно, папу. Я всех потеряла.

«Любовь убивает быстрее пули.»

Папа подошел ко мне, покровительственно кладя руку на мои плечи, словно говоря всем, что я под его безоговорочной защитой. Его черный костюм был идеально выглажен, волосы зачесаны назад, его черные глаза смотрели на меня с такой пустотой, которую я до этого дня никогда не видела, словно две черные дыры затягивали в свои необъятные, но такие губительные сети. У папы были очень хищные черты лица, острые скулы, длинный, ровный нос, узкие губы и гладковыбритое лицо. В то время, когда мама учила меня бояться хищников, папа был охотником, самым опасным человеком в этом месте, и сегодня он вышел на охоту.