– Кошкина… – набираю я воздуха в лёгкие. – Алёнка три дня в садике… ждёт тебя… – мой голос подрагивает. – Не ест… очень переживает! Подпиши доверенность… я ее заберу пока.

Отрицательно качает головой.

– Пожалуйста… – умоляю я.

Она словно не видит ничего. Меня начинает колотить от её разгорающегося взгляда, в котором расцветает презрение и ненависть. И это запускает во мне тоже злость и истерику.

Не подпишет!

– Если ты мне сейчас не подпишешь это… – качаю я головой. – Я не знаю!… Я тебя через все суды протащу, клянусь! Ты меня знаешь!… Так вот. Я стал гораздо хуже теперь! Подписывай!

Медведев вырывает у меня лист с доверенностью.

– Айдаров… – с досадой. – Иди, отдышись.

Вылетаю, сползая за дверью по стене на корточки.

Зачем она так со мной?! Да, я накосячил, может тогда, всплылил. Может, сказал гадости. Но мне было гадко!! Что я должен был говорить?! Но неужели за слова лишают права быть отцом. А моего ребенка – отца?! Причем здесь ребенок?…

Мои челюсти и кулаки сжимаются.

Слышу, как Медведев успокаивающе говорит с ней. Объясняет про Лену… Про то, что завтра суббота… И Аленка хорошо ладят с Леной, а если ее заберут службы, то это будет еще более сильный стресс для ребенка.

– А завтра, я обещаю, что Аленку привезут сюда. Снимать Вас с препаратов пока нельзя – это риск. А Вам нужно беречь себя ради дочери. Или, может, Вы хотите, чтобы Ваш… жених, – слышу по голосу, как Медведь морщится. – Забрал девочку? Мне показалось, он не особенно этим озабочен. Да и девочка с посторонним мужчиной… Нехорошо это.

– Не хочу… – всхлипывает она.

– А Лена – очень хорошая девушка. Внимательная, добрая. А на Айдарова не обижайтесь. Он просто очень переживает. И за Вас и за… – если сейчас скажет за "дочь" выхватит от неё. – Алёнку! – чуть притормозив выбирает Медведев правильную версию.

Медведев молодец. Так и нужно было, да. Но это ведь не его лишили права отцовства, и он может спокойно. А я не могу. Эта мысль выжигает из меня любую дипломатичность.

А мне нельзя…

Я должен держать равновесие.

Потому что Марьяна – жестокая принципиальная дрянь. Но она моя дрянь… Любимая. Другой мне не светит, я это уже понял и принял.

И я хочу дать нам еще один шанс. А помощи в этом от неё не будет. Мне придется плыть против течения и грести за двоих. Троих.

И я дышу глубже… Дышу, пытаясь отыскать в себе какие-то резервы для этого. Они есть… Нужно просто немного прийти в себя.

Медведь выходит из палаты, взмахивая бумажкой.

– Вуа-ля…

Подъехав с утра к детскому саду, отправляю Лене фотку с доверенностью. Кратко поясняю в сообщении, что я хочу от нее.

На улице еще темно. Присев на капот, пью кофе из прихваченной с собой термокружки. Глаза слипаются…

Перезванивает.

– Лёва, а я не могу, – категорично.

– В смысле – ты не можешь?!… – обтекаю я.

– Лёва, у меня с утра какая-то сыпь. Я не могу взять Алёнку на выходные. А вдруг это заразно?! Мне надо к врачу.

– Это всего лишь аллергия!

У Лены изредка бывает на бытовую химию.

– А если нет? Я выпила супрастин, не особенно помогло.

– Черт… Черт!!

Зависнув смотрю на двери детского сада. Потом на часы. Семь утра… Переиграть я не успею. Сейчас мне на работу. А когда я освобожусь Алёнку уже заберёт соц служба. Попробуй, потом, выцарапай оттуда.

– Короче. Ты просто выведите мне ее из садика по доверенности, словно забираешь. Дальше, я сам разберусь.

– Сам… – с сомнением. – Ты не очень-то с детьми…

– Лен! Я очень хорошо знаю её маму.  Мы с Алёнкой съездим к ней и обо всем договоримся. Проблем не будет.

Пауза…

– Лёва… Она что – твоя?! – вскрикивает в шоке Лена. – Конечно – твоя! Боже мой!… Аааа!!!