– Я ей позвонил. Маша за тебя волнуется.

Несколько раз к нам подходит врач, пытаясь объяснить, что Марьяна будет спать до утра. Но я все равно остаюсь. И Лившиц, раздражаясь на моё присутствие, тоже.

– Лови… – скидывает что-то мне Медведев.

– Что это?

– Отчет с места аварии.

Пролистываю фотки. И экспертное заключение. Нет, Лившиц в аварии не виноват – трезв и правил не нарушал. Но… только одна маленькая деталь… Встречная летела со стороны водителя. И, судя по схеме, ему пришлось как следует вывернуть руль, чтобы тачка влетела не в него, а со стороны Кошкиной. Рефлекс самосохранения? Другие обстоятельства и тачки на дороге? Не было времени на оценку ситуации? Винить за это нельзя. Всё понимаю. Но виню!!

Поднимаю на него снова глаза. Встречаемся взглядами.

– Кто Вы? Что Вам нужно от Марьяны?

– Кто спрашивает?

– Я же сказал, – недовольно.

– Вы соврали.

– Окей. Муж будущий.

– В этом Вы, господин Лившиц, тоже заблуждаетесь.

– Почему это.

– Это Вам Кошкина сама объяснит, как придет в себя.

Да тебе конец, Лившиц, за то, что Алёнка осталась в детском саду в неведении – где мама.

"Завтра суббота, – вспоминаю я. – садик не работает и… Куда ж её денут?! "Опеке" отдадут?"

– Медведь.

– М?

– Алёнку надо забрать. Завтра суббота.

– Кто ж тебе её отдаст? Мать должна написать доверенность.

– Она на меня никогда ее не напишет. Скорее на этого Лившица, – понижаю я голос. – Родители у нее теперь  в Норильске. Пока найдём их, пока доберутся… Да там и самолёты не всегда летают зимой. А забрать надо утром!

– На Лену пиши, на сестру. Она ее воспитатель и уже по факту знакомый, близкий человек. Есть у тебя ее паспортные данные?

– Есть…

За ресепшеном опять никого. Я вытаскиваю лист из принтера и отыскав в интернете форму для доверенности пишу.

А что, если Кошкина всё-таки совсем отмороженная и Алёнка моя?

– А, черт… – строчка уезжает вниз.

Скомкав бросаю в ведро и пишу заново.

– Что Вы делаете? – притормаживает проходящая мимо медсестра.

Показываю ей удостоверение.

– Я у вас лист бумаги одолжил и ручку. Скажите, пожалуйста, а вещи Кошкиной из одиннадцатой палаты где?

– Старшая сестра сдала в гардероб.

– Паспорт, телефон?…

– Это у нас, здесь.

Толкает одну из дверей. Открывает ключом шкафчик. Показывает мне пакет.

– Только я вам это не могу отдать. Неположено.

– Отдавать не надо. Я только прописку в паспорте уточню и всё.

Пролистываю паспорт, фотографирую страницы. Фотка новая. Паспорт сменила. Нашего штампа о браке нет. Страница девственно чиста! Тоже меня стёрла?

С трепетом открываю следующую страницу. "Дети" – Алёна Александровна Кошкина.

Не Львовна.

И не Германовна.

Марьяна тоже Александровна. По отцу записала?

Нда… Вот теперь у меня точно есть несколько вопросов!

Дата рождения… Закрывая глаза, представляю себе календарь, начиная отсчитывать назад месяцы.

Плюс-минус… Где-то там на границе нашего расставания.

Тихо матерюсь, качая головой.

– Зараза!… Чтоб тебя!…

– Что?

– Это я не Вам.

Возвращаю все обратно, наскоро оформляю доверенность. Стаскиваю ручку.

Теперь любыми неправдами мне нужно получить её подпись.

Хочется влететь в палату и потрясти ее как следует, чтобы вытрясти из неё правду.

Но что там трясти-то?..

Замираю перед открытой дверью. Фоном тихий голос Лившица.

– Я не могу сейчас… с утра отправлю… моему заму скинь. Отчёты мне отправь. Я посмотрю. Рука? Вывих плечевого. Нет, ничего критичного. Все живы, тачка застрахована.

– Ничего критичного… – цокаю языком, осуждающе качая головой.

Вздрагиваю от грохота в палате. Всунув в руки Михе доверенность, решительно залетаю туда.

Присев на кушетке Марьяна, словно пьяная дезориентировано смотрит вокруг и под ноги, на осколки от стакана с водой, что стоял на тумбочке в изголовье. Поднимает на меня взгляд.