Другой, не такой самонадеянный, своевольный и упрямый человек, оказавшись на месте Эдипа, вернулся бы к Полибу и Меропе, которых он считал родителями и все им рассказал бы, чтобы вместе с самыми близкими ему людьми, попытаться вместе найти выход из создавшегося положения. В этом случае Старухе Лахесис пришлось бы соткать совсем иную действительность и вытаскивать из своего кулька совсем другие колечки – предначертания. Никто не знает, что было бы в этом случае, ведь история не знает сослагательного наклонения. Можно только догадываться или предполагать.

Некоторые говорят, что даже, если бы Эдип в стремлении любой ценой избежать предсказанных преступлений, захотел бы убить сам себя, то оракул все равно сбылся бы. Например, Лаий, узнав о добровольной смерти Эдипа и поняв, что это его выживший сын Пухлоногий, мог тоже лишить себя жизни из-за угрызений совести, ведь он, проткнув Эдипу лодыжки, приказал бросить его в горах; сын выжил и убил сам себя, значит Лаий виновен в его смерти. Может быть, никогда не дремлющая старуха Лахесис просто не позволила бы Эдипу лишить себя жизни, что она могла сделать самыми разными способами…

Теперь же, богиня заблуждения и умопомрачения Ата (беда, несчастье, ослепление) вместе с изощренной Гамартией будут все время находиться рядом с Эдипом и приведут его к неизбежной страшной катастрофе (развязка), предначертанной Роком. Смелость и доблесть героя, и даже его острый ум – умение решать разные задачи и разгадывать загадки – все будет против него, все будет, словно водоворот чудовищной Харибды, засасывать его в воронку Рока и неумолимо приближать к катастрофической развязке.

Эдип шел медленно из Дельф, которые ему вещали убить родителя, и сам себя боялся. О возврате в Коринф к Полибу, которого он, как ему мнилось, должен был убить и Меропе, браком кровосмесительным с которой, грозил ему сам светоносный Феб, ему и страшно и стыдно было даже думать. И грех отцеубийства, и угроза оказаться на материнском ложе гнали юношу все дальше и дальше от родных пенат Коринфских и от Дельфийских лавров.

Отойдя от Дельф на несколько стадиев, сын Лайя и Иокасты в который раз опять крепко задумался, разговаривая сам с собой:

– Да, задала жизнь мне задачу: В Коринф возвращаться никак нельзя. Даже, если случайно Полиба убью, например, на охоте или на играх, как Персей убил деда Акрисия, все равно этого себе не прощу, да и Эринии не простят отцеубийства, даже случайного.

Тут юноша стал совсем угрюмым:

– А куда же мне все-таки идти в этом добровольном изгнании? Нет нигде, кроме Коринфа у меня ни родственников, ни друзей. Что меня ждет в конце этой дороги? Смерть иль позорное рабство? Теперь я понимаю, какое ужасное наказание, когда человека из родного города изгоняют.

Пройдя еще несколько стадиев, Эдип уже сомневался в том, что правильно поступил, решив не возвращаться в Коринф:

– А, может быть, надо было прийти и все родителям рассказать? Может быть, вместе, что-нибудь придумали бы? Ведь не зря говорят: один ум – хорошо, а два или три лучше.

Некоторые рассказывают, что Эдип не был в Дельфах, а отправился на поиски упряжки, похищенной у коринфского царя Полиба, которого он считал отцом. Во время этих поисков он сталкивается с незнакомым ему стариком гордого вида и убивает его вместе с тремя слугами, а один смог убежать.

В это время под стенами Фив появилось ужасное крылатое чудовище с женским лицом и грудью и остальным телом льва, по имени Сфинкс, которое подстерегало на проезжей дороге одиноких путников. Сфинкс задавала людям хитроумные загадки и убивала всех, кто не мог их отгадать, а отгадать их никто не мог, и люди гибли в страшных мучениях от крепких когтей и острых клыков чудовища с ликом и грудью прекрасной женщины.