Там были дешевые китайские машинки, довольно обшарпанные, в которых частенько отказывал аккумулятор, и удовольствие от поездки малыша становилось испорченным.

Я была уверена, что сейчас такого точно не произойдет и в то же время испытывала трепет, душевный подъем и острую тревогу за будущее.

Мне было радостно, что первые шаги к налаживанию контактов между отцом и сыном были сделаны. Но положа руку на сердце, я бы сказала, что это радость с привкусом горечи: что Марат сделает следующим шагом?

***

Из головы не выходили слова Люды, более взрослой и опытной, чем я. О том, что первенцев привычно забирать, Марат и сам сказал мне то же самое. Стоило мне подумать об этом, как в горле пересыхало, а ладони, наоборот, становились холодными и влажными.

Если так случится, значит, все было зря? Мое стремление сохранить малыша и воспитать его вдалеке от жестокого криминального мира могло бы считаться провальным…

Марат стоял, смотря вслед Ильясу, радостно рассекающему по асфальтированной площадке. Мужчина выглядел расслабленным, но его взгляд был сосредоточенным, а пальцы крепко держали пульт управления машинкой Ильяса. Я была уверена, что если вдруг Ильяс что-то сделает не так, Марат сорвется с места первым и исправит оплошность.

— Молодец, хорошо управляет, — проронил Марат, обернувшись на меня. — За твоей спиной лавка освободилась. Не стой, присядь.

— Хорошо.

Я заняла место на лавке, где только что сидела влюбленная парочка. Марат стоял в двух метрах от меня и лишь спустя несколько минут сел рядом, почти вплотную.

В одной руке он держал пульт, вторую расслабленно опустил на колено.

— Ты был прав, Ильясу очень понравилась эта машина, — с улыбкой сказала я. — К тому же он уже не чурается тебя. Главное, не делай в отношении него резких движений и поспешных решений.

— Не буду, — немного помедлив, ответил Марат. — Родители говорили, что в детстве я был таким же. Тебе с ним было тяжело? Одной?

— Я не знала, на что шла, — ответила, слабо улыбнувшись. — Если бы знала, наверное, струсила бы. Но когда уже спрыгнул с поезда, поздно передумывать и невозможно остановиться.

— Я задержусь на несколько дней. Максимум, неделю, — проговорил Марат. — За это время уладь важные вопросы, собери вещи.

Сердце заныло. Если в нем и теплилась надежда, она сгорела без остатка после слов Марата.

Я чувствовала, что мы находимся на разных чашах весов. Он знал все о моей жизни, в то время как я совсем ничего не знала о том, как он жил сейчас.

Вдруг Буйный женился? Думать об этом было физически больно, но я не могла не думать, что он мог завести себе другую женщину. Нет, даже не так! Я была уверена, что он спал, развлекался с другими. Думать об этом было словно глотать кипяток, обжигало до самого нутра.

Но это была правда, и я словно нарочно представляла в постели с Маратом другую женщину, делая себе еще больнее, невыносимее, чтобы не мечтать о том, чего не суждено сбыться.

— Ты женат? — спросила сухим, треснувшим голосом.

Он обернулся на меня с удивлением в темных глазах.

— Женат? Кто? Я? — рассмеялся коротко. — Нет, не женат.

С души словно свалился груз весом в тонну. Я была полна противоречий. Секунду назад убеждала, что у Марата были и есть другие женщины, но обрадовалась, что он до сих пор не женат!

— Хорошо, — едва слышно шепнула я. — Не хочу, чтобы Ильяс был объектом ненависти.

— Такого не будет.

Едва не спросила, чего именно: брака или тех сложностей, которые он может принести для меня и сына.

— Ты должна согласиться на некоторые условия, если хочешь жить рядом с сыном, — отчеканил Марат.

— Какие условия.