– Потому что в моих мечтах и желаниях нет никого, кроме тебя. – произнёс Эдвард почти шёпотом. – Каждый день… Каждую ночь. Я не могу думать ни о чём другом.

Он сглотнул, нервничая, но продолжил, несмотря на дрожь в голосе.

– Ты же не ребёнок, Эмилия. Ты понимаешь мои чувства… И знаешь, что они настоящие. Я не могу больше молчать. Я… Я влюблён в тебя. До глубины души.

Эмилия замерла. Слова Эдварда обрушились на неё внезапно и оглушающе. Она пыталась найти подходящий ответ, но вместо этого лишь смотрела на него, осознавая, что её собственное сердце уже давно принадлежит ему.

Ночь обнимала сад, тишина пела вместе со сверчками, а лунный свет струился сквозь листву старого дуба. Эдвард тоже замер, когда наконец произнёс заветные слова. Казалось, даже воздух вокруг застыл в ожидании.

Эмилия сидела рядом, не шевелясь, словно боялась разрушить этот момент. Её тёмные глаза расширились, дыхание стало частым и прерывистым. Она смотрела на него так, будто слова Эдварда прожгли её насквозь.

Внезапно она резко встала, словно пронзённая острой болью. Руки её дрожали, взгляд метался, избегая его глаз.

– Эдвард, не надо… Я прошу тебя… Не продолжай, – её голос прозвучал глухо, словно слова давались через боль.

Она прижала руку к груди, будто пытаясь удержать разрывающее её сердце.

– Это всё ошибка. Наша дружба… Эти встречи… Всё это – одна сплошная ошибка. С самого начала… Я не должна была позволять себе надеяться… Позволять тебе надеяться…

Эдвард смотрел на неё с растерянностью и болью в глазах. И в след за ней , встал с места.

– Почему ты так говоришь? Эмилия, я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Я вижу это в твоих глазах. Зачем отталкивать меня, когда всё так ясно?

– Потому что нам не суждено быть вместе! – голос её дрогнул, и она быстро отвела взгляд. – Ты не понимаешь, Эдвард. Ты ничего не понимаешь…

Она глубоко вздохнула, стараясь удержать слёзы. Слова, которые она говорила, словно раздирали её изнутри.

– Ты англичанин, Эдвард. Я – турчанка. Ты христианин… А я мусульманка. Наши миры никогда не пересекутся. Никогда. Даже если весь мир объединился бы… Мой отец… Он никогда… Никогда не позволит нам быть вместе.

Она замолчала, с трудом проглотив комок в горле.

– Всё это… Эти встречи… Они вредят нам обоим. Мы лишь терзаем друг друга… Заставляем страдать. Ты не представляешь, какой это риск… Если хоть один намёк об этом дойдёт до моего отца… Это разрушит мою жизнь. А если он узнает, что ты бывал и тут у нас ночью…

Она содрогнулась, будто сама мысль об этом обжигала её.

– Я не могу позволить себе… Позволить нам… – голос её сорвался, и она опустила голову, прикрывая лицо руками. – Нам нужно прекратить… Это никогда не закончится ничем хорошим.

Её слова были острыми, как ножи, но за каждым из них скрывалась истерзанная боль. Эдвард видел, как тяжело ей говорить это, как её душа кричит от противоречий.

– Эмилия, прошу тебя… Не говори так, – тихо произнёс он. – Я не верю, что это ошибка. Разве чувства могут быть ошибкой? Я не могу забыть тебя, как бы ни пытался.

Эмилия опустила взгляд. Губы её дрожали, но она продолжала молчать.

– Ты боишься своего отца, – сказал он мягко. – Я понимаю. Боюсь ли я? Да. Но я боюсь потерять тебя куда больше. И даже если наши миры разные… Разве это должно нас разлучить?

Эмилия сжала руки, словно пытаясь унять боль, пульсирующую внутри.

– Ты говоришь, что это невозможно… – продолжал Эдвард, вглядываясь в её лицо. – Но разве ты сама этого хочешь? Чтобы я ушёл? Чтобы я оставил тебя навсегда?

Она замерла, не в силах ответить. Он шагнул ближе, голос его стал тише, почти неуверенным.