Наконец, створка окна чуть дрогнула. Он затаил дыхание. В темноте было трудно разглядеть лицо, но, когда тень заоконной фигуры наклонилась вперёд, он узнал её.

– Эмилия… – прошептал он, выходя из тени кустов.

Она вздрогнула, вслушалась в голос, будто не веря.

– Эдвард?..

– тревожно прошептала она. – Что вы здесь делаете? Вас могли увидеть!

– Я должен был увидеть вас, – так же тихо ответил он. – Вы не пришли в тот день…и после . Я тревожился. Боялся, что с вами что-то случилось.

– Я… – Эмилия опустила глаза. – Я немного простудилась . Уже несколько дней не могу выйти из за температуры . Простите меня… Я никак не могла предупредить вас.

– Не извиняйтесь, – сказал он мягко. – Главное, чтобы с вами всё было в порядке. Я… не находил себе места. Столько думал, столько передумал. Сейчас вам лучше?

– Да, но Эдвард, – торопливо заговорила она, с испуганным взглядом оглядываясь через плечо. – Вам нельзя оставаться здесь. Если отец узнает… Это опасно.

– Я бы рисковал снова и снова, – прошептал он с искренностью. – Лишь бы знать, что вы целы.

– Вы… вы безрассудны.

– Быть может, – слабо улыбнулся он. – Но если дело касается вас, я не умею быть разумным.

Она смотрела на него из полумрака, сжимая пальцами подоконник. Его присутствие, тревожное и родное, согревало, но в то же время причиняло боль.

– Эдвард… прошу вас… – шёпотом сказала она. – Уходите. Если вас заметят…

– Я уйду, – кивнул он, – но покоя мне не будет, пока не узнаю, когда увижу вас вновь.

Эмилия чуть помедлила, словно борясь с собой, затем едва слышно прошептала:

– Я не могу сказать точно , отец сейчас в отпуске ,поэтому выйти пока он дома, у меня не получится . Но сейчас… пожалуйста, уходите.

Он кивнул снова, и в этот кивок вложил больше, чем могли сказать слова.

– Хорошо. Я буду ждать . До встречи, Эмилия.

Она закрыла створку окна, но глаза её ещё долго следили, как он исчезает во мраке сада, растворяясь в ночной тишине. Сердце её сжалось от боли – сладкой, мучительной, запретной.

Ночная прохлада Стамбула мягко скользила сквозь приоткрытое окно, неся с собой запах моря и далёкий, едва слышный гул улиц. Эдвард закрыл за собой дверь гостиничного номера, не включая свет, опустился на край кровати. В комнате царила полутьма, а в ней – она. Эмилия. Как будто её образ остался с ним, едва он отошёл от неё.

Он лёг на спину, сцепил руки за головой и уставился в потолок, будто надеялся найти там ответы. Сердце билось тише, но каждый его удар казался наполненным её именем.

Он никогда раньше не чувствовал подобного. Это было не просто влечение – это было тихое, уверенное падение. Без сопротивления. Без желания остановиться. Он влюбился.

– Я влюблён в неё… – прошептал он в темноту. Голос дрогнул.

И вдруг в груди стало тесно. Не от страха – от правды. Ему уже не вырваться из этого чувства. Оно пустило корни глубоко. Эмилия вошла в его жизнь, как свет пробивается в тёмную комнату: сначала робко, но с каждой минутой всё увереннее. Он знал, что теперь не сможет отпустить. Не захочет.

Но вместе с этим пришло другое чувство – беспокойство. Отец. Мать. Они не поймут. Никогда. Его отец… он будет в бешенстве, когда узнает. Турчанка? Эдвард усмехнулся сквозь тяжёлый вдох. Он сам ведь даже не думал, что когда-то он может полюбить турчанку. А теперь – будто всегда её знал. Всегда ждал.

Он закрыл глаза. Перед ним стояла она – в белом, с лёгкой улыбкой и этим внимательным, глубоким взглядом. И он понял: всё, что было до неё, было бледной тенью жизни. А с ней… всё стало настоящим.

Он встал, и подошёл к креслу у окна. В кармане пиджака его пальцы нащупали то, что он всё это время носил с собой – как тайну, как обет. Он вытащил платок. Маленький, с вышивкой ручной работы. Такой же тонкий, как и момент, когда он его нашёл.