Парень вышел из буфета, едва не задев плечом Люсьена.

Люсьен показал на кофе-машину: «Эспрессо, пожалуйста». Мало аппетитные пирожки, требующие срочного захоронения, интереса не вызвали. Он взял бутерброд с сыром, который выглядел вполне прилично.

Мальчишка появился внезапно, словно из-под бетонного пола буфета, и тут же заявил: «Ой, нога болит, блин! Не могу. Оооо, болит нога, не могу, блин». Он стоял журавлем на одной ноге, «больную» придерживал рукой. Выписывая туловищем замысловатые зигзаги, силясь удержать равновесие, жалостливо глядел Люсьену прямо в лицо. Вполне прилично одетый бомжонок, с несколько большим для его возраста присутствием грязи на лице, руках и одежде, продолжал ныть:

– Блин, нога-а-а-а болит, не могу-у-у-у, – морща мордашку, протянул бомжонок и требовательно прибавил: – Дай булку! Нога, блин, болит, не могу, боли-и-и-и-т.

Бегло оглянувшись на предмет поиска родителей или смотрящих вымогателя и никого не обнаружив, Люсьен приступил к переговорам:

– Где ты тут булку увидел?

– Нога! Блин! Не могу, болит. Булку дай! – взвыл малыш. – Ой, нога болит, булку дай!

– Булки нет, есть хлеб с сыром.

– Нога болит, дай булку. – Не унимался мальчик, стоя на одной ножке. Он слегка подпрыгивал, как будто играл в классики. Как-то само собой он поменял ноги, видимо, устал на левой стоять и встал на правую «больную». Люсьен улыбнулся и сказал:

– Станиславский в таких случаях сказал бы: «Не верю!» Я понимаю, что капля камень долбит не силой, а частым падением, но я не доктор и булки у меня нет. Если я тебе дам хлеб с сыром и колбасы в придачу, ты оставишь меня в покое?

Мальчик для верности сказал вяло: «Булку дай». И кивнул головой. Сделка состоялась.

Он взял бутерброд Люсьена, кусочек колбасы небрежно бросил возникшему из-под лавки облезлому вокзальному шарику, хитрому и вонявшему псиной.

Люсьен подумал, что мир не погибнет никогда, пока бездомный способен делиться добычей с теми, кто в худшем положении. Нужно делиться.

Люсьен вышел на перрон. Он видел, как появилась Шери в окружении родственников и после недолгого прощания с ними вошла в вагон. Люсьен пошел на самый край перрона в надежде увидеть Шери в окне поезда. План был так себе. Но он почему-то не хотел с ней расстаться вот так еще раз, не посмотрев на нее. Хотя она могла оказаться и с другой стороны вагона, тогда весь план летел в тартарары. Поезд стал набирать ход, пришло его время. Вагоны все быстрей и быстрей проходили мимо Люсьена. Пока не стали пролетать мимо. Люсьен едва успевал взглянуть в окно, как оно проносилось, сменяясь другим, третьим, и так без конца окнами вагонов. Когда Люсьен подумал, что план на самом деле был изначально плохим и бессмысленным, он увидел на какие-то мгновения Шери. Шери грустно смотрела в окно и увидела Люсьена, их взгляды на долю секунды встретились. Шери от неожиданности подпрыгнула, и ее вагон умчался прочь.

Люсьен еще постоял, глядя на рельсы, этих стальных блестящих на солнце червей, уходящих вдаль. Потом довольно громко, вокруг никого не было, сказал: «Если девушка видит парня, который ей безразличен, она даже от неожиданности не подпрыгивает до потолка». С этой обнадеживающей мыслью Люсьен отправился домой. Он подумал, что ему следует навестить Шери, ее предположение про «следующий раз» как-то подогревало. Это была странная мысль, так показалось Люсьену, но она крепко засела у него в голове.

***

В течение полугода Люсьен несколько раз приезжал к Шери, и они очень хорошо проводили время вдвоем. Даже учитывая тот первый случай, когда Люсьену пришлось играть в какую-то странную игру с Валерием, бывшим любовником Шери. Тот случай запомнился Люсьену и еще одной фразой, оброненной Шери как между прочим. Когда Валерий таки ушел, они с Шери долго сидели вдвоем, пили кофе и беседовали на отвлеченные темы. Уже совсем поздно Шери посмотрела на часы, висевшие над дверью, и сказала, что пора спать. Она выключила свет. «Может, стесняется», – подумал Люсьен. Хотя выключатель был рядом с дверью, а кровать шагах в пяти. Тогда Шери и сказала: «Только без анала и в рот не кончать». И легла ближе к стене, освобождая Люсьену половину кровати. Люсьен промолчал и так никогда и не смог ответить, зачем она это тогда сказала. «Может быть, так ненавязчиво направляла мои мысли в нужном направлении?»