Арестовано было до 8 тысяч членов федеративного «Большого общества пропагандистов». Самым крупным судебным процессом над ними был «Процесс 193-х» (18 октября 1877 г. – 23 января 1878 г.) 800 человек привлекли к дознанию. Следствие с 1874 г. длилось в течение 4 лет. К началу процесса среди подследственных было 93 случая самоубийства, умопомешательства и смерти. 32 человека были приговорены к тюремному заключению, 28 – к отправке на каторгу (от 3,5 до 10 лет), 90 человек, безвинно просидевших 3–4 года в следственных камерах, оправдали, 80 пропагандистов император повелел отправить в административную ссылку[64].

Уцелевшие от арестов 1874–1875 гг. петербургские чайковцы до отъезда за границу перебрались в Москву и содействовали активизации революционной деятельности во второй столице империи.

Московская группа чайковцев, по мнению Н. А. Троицкого, формировалась в 1871–1873 гг. на базе студенческих кружков самообразования, университета и Петровской земледельческой академии. Он не соглашается с мнением О. Аптекмана о том, что московский кружок был филиалом петербургского, и говорит о полной самостоятельности первого.

В мае – июне 1928 г. бывшие чайковцы А. Корнилова, Н. А. Чарушин и М. Ф. Фроленко составили список московских чайковцев. Они включили в него 19 человек («из них двое в петербургской группе»): Н. М. Аносов, К. В. Аркадский, В. Н. Батюшкова, Н. А. Армфельд, И. И. Гамов, С. Л. Клячко, Князев, Т. И. Лебедева, В. А. Лопатин, А. Э. Лукашевич, А. О. Малиновский, Н. А. Морозов, Н. А. Саблин, Л. А. Тихомиров, М. Ф. Фроленко, Цакни, И. Ф. Селиванов, М. Г. Соловдовский, О. Г. Алексеева[65]. Н. А. Троицкий добавил в список еще троих: А. И. Иванчина-Писарева, И. К. Львова и Е. Д. Дубенскую[66].

Графика из альбома Е. П. Дурново. Частный архив К. М. Эфрона

Лиза Дурново ни разу никем не упомянута в числе членов московских чайковцев. Но то, что она была в числе «сочувствующих», помогавших обществу материально, дававших приют пропагандистам, надежные адреса, устраивавших вечеринки, концерты, лекции для сбора средств «в пользу заключенных», чтобы организовать для них передачи (белье, продукты, книги) – вне всяких сомнений.

И. Жук-Жуковский, обобщая воспоминания многих народников, знавших Лизу, утверждал, что «богатая квартира Дурново была местом – пристанищем для народников-пропагандистов». Собравшиеся в «народ» переодевались здесь в крестьянское платье, тут были явки и встречи вернувшихся. В доме Лизы бывали Н. А. Армфельд, С. М. Кравчинский,

О. Г. Алексеева, Н. А. Саблин, Н. А. Морозов. Однажды переодевавшегося Н. А. Морозова увидела мать Лизы и сделала дочери выговор. Та пригрозила, что если родные будут следить за ней и ее друзьями, она убежит из дома. Ей пришлось осуществить угрозу, так как Елизавета Никаноровна не только запретила дочери принимать народников дома, но и видеться с ними. Родители еле разыскали беглянку. Она вернулась и продолжала революционную деятельность, хотя сама «в народ» не ходила. И. Жук-Жуковский, как и многие другие, кто хорошо знал Лизу, свидетельствуют, что она «любила простой народ», идеализировала крестьян – «главных носителей идеи социализма, хотела разбудить их от спячки и указать дорогу к освобождению, ради чего была готова к самопожертвованию». О крестьянстве Лиза знала по стихам

Н. А. Некрасова, о чем не раз рассказывала Н. А. Морозову. Стихи убедили ее в том, что «все сделано руками простого народа», что «благодарить за все надо только его». Раньше она считала «образованных людей много выше, чем простой народ», а после убедилась, что «образованные люди теряют то, что всего дороже – душевную чистоту».