– Как-то раз меня пригласили на выставку в Прагу. На родину голема, ага. Мы же тоже из глины себе помощников лепим! – рассказывала за работой очередную историю Раса. – Дали самое лучшее место, уважение и почет, но тема… Чехия, XIV век! Мои первые ассоциации – темень, чума. Как их обыгрывать?! Но потом вспомнила расцвет Литвы – и у них это тоже золотое время было: мост, университет, Пражский град… Карл-Венцеслав, четыре королевы – и со всеми любовь! Бывает же такое! Что-то он слишком женственный у тебя получается, – отвлеклась она на голову с уже подведенными губами и бледным румянцем на щеках.

– Еще фиолетовым подкрасим, – возразила Рута, погладив куклу по светлым волосам из козьей шерсти. – Он же снежный… снежный мальчик.

Спустя неделю Рута шагала по «Акрополису» с улыбкой, открытой всему миру, и вытянутой коробкой на плотной петле. Дома она заботливо разложила картонную конструкцию и, страхуя куклу от падения ладонями, поставила ее на широкие башмаки. Кукла не шелохнулась. Рута облегченно скользнула по белым чулкам, роскошным голубым панталонам и сорочке и пристально заглянула под шальные, завивающиеся вверх ресницы. В какой-то момент ей почудилось, что кукла моргнула, но через мгновение она только рассмеялась своему воображению. Кукла распрямилась, поймала баланс и ласково посмотрела на свою создательницу.

– Мой снежный мальчик! – воскликнула Рута.

– Тсс… – прошептал снежный мальчик, вернув палец к губам, и спрыгнул с полки.

Гриета открыла пожелтевшую тетрадь и, поборов дрожь пальцев, старательно принялась выводить забытые буквы со множеством запятых, двойных и одинарных точек, галочек и черточек; иногда ей попадалась широкая «о» под гребнем волны.

«Мы жили бедно, все вместе в одной комнате хозяйского дома. Кроме нас, на дворе было шесть семей. Отец промышлял салакой и килькой. Около Иванова дня и после вылавливали камбалу: ее замораживали и только потом коптили для себя или на продажу. Рыбу предлагали в окрестных деревнях подальше от моря, иногда на ярмарке в Дундаге. Часто рыбу обменивали на шерсть, ситец, продукты. Самым сладким блюдом на столе считался sūrkak7: в него добавляли морковь.

В лесу собирали грибы и ягоды. Как-то на рассвете я одна пошла за черникой на малое море8. Вдруг вижу: под дубом сидит босая светловолосая девушка в красной кофте и юбке с алыми лентами, плетет венок и поет. Вокруг нее паслись – я сначала своим глазам не поверила! – синие коровы. Засмотрелась я на одну из них, с золотым колокольчиком, уходившую все глубже в траву, и не сразу услышала голос из воды: «Довольно, дочка! Загоняй их обратно!» Девушка вскочила, уронила венок на землю, и синие коровы вместе с ней скрылись за четвертой горкой9. Только одну заплутавшую корову, с золотым колокольчиком, девушка не дозвалась. Та с тоской оглянулась. Я подняла венок, положила его между рогов и обняла корову за голову. Она довольно заласкалась, а я наполнила лукошко черникой и отправилась домой. Когда я рассказала о синей корове, меня подняли на смех. Я обещала ее привести, но так ее больше и не встретила.

Почти всю войну я провела в Риге, где вышла замуж за Карлиса, которого знала еще по школе. У нас родилась Эде, и на пароходе «Нептун» я поплыла к родителям; Карлис присоединился к нам через три недели, прорвавшись по прибрежным тропинкам на велосипеде. В сумерках море было совсем чужим: на мысе тревожно мигал маяк, от Сормо10 возвращался военный патруль, в кровавом воздухе истошно вопили чайки. И в этот момент из леса ко мне вышла светящаяся синим корова. Я с трудом различила золото пропитанного копотью молчаливого колокольчика. Она потерлась о мое плечо и, сдерживая слезы, тихо промычала: «Ail!»