– А питьевая вода?

– Плевать на воду, ты слышишь меня, нас могут убить. Плыть сможешь?

– Смогу, Лёша, если вылить воду, можем использовать бутылки как жилеты! – Внезапно удивила хорошей идеей девушка.

– Ай ты голова, молодец! – По-братски прижав её лицо к груди, не сдержал эмоций. Я так устал, что и в самом деле мог бы утонуть без этой гениально простой идеи.

– Хе-хе, тогда вперед, слива…

– Лё-ша! – Раздался едва слышный крик.

– Ок-са-на! – Вторил ему другой. Голоса, такие тихие, и… такие знакомые. Немного подождав, позволив точкам чуть приблизиться, замечаю в толпе два комичных силуэта. Низкую и пухленькую тётушку с факелом в руках, а рядом с ней, высокую, стройную и крикливую Катьку. Боже мой, ха-ха-ха, а я чуть со страху всю пресную воду не вылил. Заметив подругу, Оксана тут же, как хромая кобыла, побежала из воды навстречу подругам. Она бросила меня, бросила барахтающиеся в воде бутылки, кинула всё, а я… я молча собрал всё в свою мокрую майку и по воде потянул к берегу. В этот раз нам сильно повезло, но кто знает, что нас ждёт завтра.

Сидя у костра рядом со своим четырёхглазым протеже, я глядел за тем, как женщины один за другим сжигают выброшенный на берег багаж, чужие вещи и имущество. Зачем? Хер знает. Рассказ Оксаны во всех подробностях и деталях вызвал у наших дам культурный шок. Больше других переживали девочки-волейболистки: с момента крушения появилась новая, вполне реальная для их жизней угроза. С половиной их команды, со мной и другими счастливчиками, в живых осталось гораздо больше людей, чем я предполагал. Боинг 737 вмещал в себя сто восемьдесят девять пассажиров, в тот злополучный день, включая весь экипаж, он был заполнен на сто восемьдесят, а выжило… С ранеными уцелело целых сорок человек, очень много для столь страшной катастрофы.

– Держи, – протянул мне пластиковый стакан очкарик. Из него разило спиртом, хотя, скорее всего, это была водка.

– Спасибо, пожалуй, откажусь. – Будь он с нами тогда, вместо Оки, возможно, удалось бы избежать лишнего насилия, а вернее, моральных травм.

– Не пей, а раны дезинфицируй, или заражение захотел?

Я подсознательно тронул покрывшиеся корочкой рубцы на голове. Ощущение сильных пальцев, тисков, сдавливающих череп, пришло с воспоминаниями о женской, большой и мягкой груди.

Надо продезинфицировать, он прав; я слишком зациклен на том, что было, совсем перестал думать, где нахожусь и чем мне это может грозить. Вытащив из чьей-то ручной клади белую майку, рву на лоскуты, вымачиваю в водке и после обрабатываю голову, а следом стягиваю с себя штаны.

– Эй-эй… ты чё, ебнулся?! – развонялся четырёхглазый.

– Меж ног натёр, отвернись, если не нравится.

Едва проспиртованная ткань коснулась натёртых мест, я, как зверь, как те же кошки, зашипел. Стиснув зубы, матеря и кляня на чём свет стоит, обработал всё, включая потёртые половинки задницы. Боль адская, но жить-то хочется, из таблеток у нас только сборная солянка, собранная из личных запасов немногочисленной, нищей аудитории самого нищего и задрыпанного эконом-класса. Шутка ли это, но, никто кроме экономов и не выжил, только мы, малоимущие и обездоленные, ужас, да и только.

– Слушай, а тебя правда толпа амазонок изнасиловала? Очко тоже рвали? Ты, по эт…

– Не рвали мне очко! – заканчивая с обработкой и в очередной раз сделав себе очень больно, кричу я на задрота, чем случайно привлёк внимание толпы сбоку. – Они появились внезапно, хотели убить Оксану, если бы я не сделал это, наверняка убили.

– Ишь, мученник, страдалец… – Ногами пиная камень у костра, с открытой завистью в голосе сказал четырёхглазый.