Он оставил меня и кончил со вздохом.

– Спокойной ночи, Джейн, – сказал он и ушел, оставив меня неудовлетворенной, впрочем, как и всегда, и с полным осознанием того, что я не любима.

На следующий день где-то около полудня я сидела перед камином в детской, закутавшись в платок. Я чувствовала упадок сил. Главной причиной моей болезни была невыразимая моральная усталость; усталость, от которой слезы медленно текли у меня по щекам. Соленые капли падали вниз одна за другой, несмотря на то, что сейчас было самое время для того, чтобы веселиться, ведь все Риды уехали куда-то вместе со своей мамой. Но меня не отпускало чувство стыда за то, что я уступила Джону прошлой ночью, тогда как мне следовало оставаться твердой. Кроме того, я все еще ощущала последствия обморока в красной комнате.

Бесси принесла мне пирожное на ярко раскрашенной тарелочке китайского фарфора, но я не в силах была есть и отставила ее от себя. Она спросила, не хочу ли я почитать книгу. Слово «книга» ненадолго ободрило, и я попросила ее принести из библиотеки «Путешествия Гулливера». У меня мелькнула отрадная мысль попросить каталог портретов, но я не хотела расспросов, а они непременно последовали бы. «Путешествия Гулливера» я перечитывала не один раз и думала, что, возможно, эта книга послужит утешением моей беспокойной душе. Но мои надежды не оправдались, все казалось по-прежнему унылым и мрачным. Я положила книгу на стол рядом с нетронутым пирожным.

Утром снова заходил мистер Ллойд.

– Как, уже встала? – произнес он, переступая порог детской. – Ну, как она сегодня, няня?

Бесси ответила, что мне уже гораздо лучше.

– Но почему она выглядит такой печальной? Вы плакали, мисс Джейн? Скажите мне, отчего? У вас что-нибудь болит?

– Нет, сэр.

– Вероятно, она плачет оттого, что ее не взяли на прогулку в карете с мадам, – вмешалась Бесси.

– Уверен, что это не так. Ведь она уже слишком большая для таких глупостей.

Я была того же мнения, и, уязвленная превратным мнением о себе, поспешила возразить Бесси:

– Я никогда в жизни не плакала из-за этого, потому что ненавижу ездить в карете. Я плачу, потому что я несчастна.

Добрый аптекарь, казалось, был озадачен. Он внимательно посмотрел на меня своими маленькими серыми глазами. Нельзя сказать, что в них светился ум, но тогда мне показалось, что взгляд его пронизывает меня насквозь. Черты его лица были несколько грубы, но не лишены добродушия. Он рассматривал меня некоторое время.

– Отчего вы заболели вчера? – наконец спросил он.

– Она упала, – снова вмешалась Бесси.

– Упала? Как несмышленый младенец? Разве она еще не научилась ходить? На вид ей уже двенадцать лет.

– Меня толкнули, – объяснение получилось невразумительным из-за нового приступа болезненной гордости. – Мне шестнадцать. Но заболела я не поэтому, – добавила я.

– Шестнадцать! В таком случае ты уже достаточно выросла из того возраста, чтобы спать в детской, – произнес он, оглядывая комнату.

И мне, и миссис Рид это было прекрасно известно, но она пользовалась этим, чтобы лишний раз наказать меня. Ей нравилось обращаться со мной, как с ребенком, и тот факт, что я выглядела младше своих лет, способствовал моему унижению.

Раздался звонок. Мистер Ллойд знал, что слугам пора обедать, и, обращаясь к Бесси, произнес:

– Это вам, няня. Вы можете идти вниз, а я пока побеседую с Джейн.

Бесси охотно бы осталась, но знала, что не может не пойти, потому что пунктуальность была обязательным условием для слуг в Гейтсхед-холле.

– Если не ушиб стал причиной твоей болезни, то что тогда? – продолжал настаивать мистер Ллойд, когда мы остались одни.