Антон, сконфуженный собственной глупостью, наклонился, чтобы собрать осколки, что с его дрожащими пальцами и расфокусированным взглядом получилось далеко не с первой попытки.
Почему она продолжает стоять над ним? Могла бы помочь. Он уже уколол палец.
А вдруг она шизофреник?
– Ты тоже шизофреник? – Антон поднялся, вручая ей горку осколков.
Девушка хлопнула пару раз глазами. Удивление и обида в ее взгляде мгновенно вытеснили прежний ступор.
– Нет, конечно, придурок, – прошипела она, сжимая поднос, словно шею Антона. – Я всего лишь увидела призрак своей глупости в этих патлах.
Девушка развернулась и убежала.
Ну вот.
Он надеялся обнаружить союзника, а нажил очередного врага.
Это уже тянет на талант.
Антон некоторое время постоял, переминаясь с ноги на ногу. Может, ему следует найти ее и извиниться?
Разумеется, он не считал шизофрению оскорблением.
Раньше она и правда виделась проклятием хуже чумы. Но по прошествии долгих лет одиночества в собственном сумасшествии, что закончились приходом Джанджи и полной капитуляцией сил на сопротивление, шизофрения трансформировалась в нечто, что приходит вслед за принятием.
Фактом неидельности мира, что лишил иллюзий на спасение.
Ты выброшен за борт и наблюдаешь хаотические движения людских масс.
Сначала с завистью, затем со скукой, после со смирением.
Краски в голове меняются. Смыслы меняются.
Реальной остается только Джанджа.
Шум уносит ветер.
И тут внезапно такой подарок: другой псих на расстоянии пары залов кафе. Кто-то, кто может разделить его видение мира. Это вызывало восторг. Точнее ужас.
Антон спросил у подошедшей со шваброй сменщицы, куда делась ее подружка.
Официантка, сама на грани нервного срыва, сначала хотела заехать Антону шваброй в лоб, но затем вспомнила, что в день Гая Фокса все сумасшедшие святы и неприкасаемы. Поэтому раздраженно кивнула на дверь подсобки.
Несправедливо избежавший возмездия за грязный пол, счастливый святой помчался в указанном направлении.
В подсобке не горел свет. Антону это показалось добрым знамением: все адекватные люди, разумеется, не сидели бы в темноте. Значит, его новая знакомая и правда псих. Может, она сама еще об этом не знает.
Антон посчитал за священную миссию ее ненавязчиво к этой правде подвести.
Не так, как это когда-то сделала его мать. Вот уж хуже способа не придумаешь.
– Кто здесь? – прозвучал заплаканный женский голос из-за угла.
– Антон.
– Иди нахрен, Антон, – злобно пробормотал голос и затих в ожидании реакции.
Антон снова немного попереминался с ноги на ногу, не в силах ни уйти, ни остаться.
Его геройство и энтузиазм исчезли еще на входе. Задержись он здесь еще на пару минут при таком накале страстей – спасать придется уже его.
– Хорошо, – кивнул он.
Но остался стоять на месте.
Девушка вздохнула и вышла из укрытия. Заплаканная ее физиономия в свете лампы из главного помещения больно кольнула Антона раскаянием.
Какой подонок, довел человека до слез.
– Прости.
– Ты все испортил, Антон, – снова вздохнула девушка, проходя мимо него в направлении выхода. – Теперь я испачкалась в эмоциях, и…
Он порывисто потянулся и обнял ее, будто некая сила просто не оставляла ему шанса поступить иначе.
– Я просто хотел сказать, что ты не одна.
Это звучало глупо и нелепо. Наивно. Даже вычурно.
Не смог он придумать ничего более обнадеживающего и осмысленного, вот дурак.
Девушка вздрогнула, будто от удара, обернулась и уткнулась носом Антону в рубашку, нервно подрагивая.
– Спасибо, – промычала она едва различимо.
Жрица
Антон так никогда и не узнал, что сделал для меня в тот вечер. Что сказал, возможно, единственную фразу, способную на время унять агонию в сердце.