Да вот хотя бы как Юго-Восток. Взор, помутненный вирусом либо осколком льда, судит: рабы сии суть безумцы и тем уж повинны смерти. Не поддержав ража, не разделив ликования, предстали низшими. О, кабы только от маргиналов с психикой, расстроенной онлайн-сессиями да бдениями великопостников (то есть, «постящих» обильно и малоаппетитно), слыхал он визгливое, подкрепленное аргументацией в виде искаженного злобой того, что недавно называлось интеллигентным лицом в актуальненьком обрамлении (мода модой, а необремененность рефлексией установилась императивом): «Нет, ты не понимаешь! Они все там дауны, недоумки, недоразвитые, дефективный биоматериал – их надо проволокой огородить, а само гетто предать очищающему Площадному пламени!» Но ровно то же услыхал от Дмухарского – в недавнем прошлом аггела, почти мудреца, души столь же эстетской, сколь и не чуждой юмора народного, международного и даже междугородного. Этой честной натуре всегда была присуща сдвоенная крайность: девственно-маловзыскательная вера как в демократию (пусть манипулябельную), так и искусственный интеллект (даже пополам с креокретинизмом). А поскольку зарождавшиеся соцсети воплощали победу обеих (свободы слова – над роскошной необходимостью мыслить, выхолощенной креативности – над творческой склонностью как самоедской ответственностью за плоды), то стоит ли дивиться скорому воцарению Площади умами-сердцами вперед ее пламени – пожалуй, менее реального и исторически значимого, чем самопредосуществленная eideia fixe.

Медлят, мол, присягать-кориться сильному-тираничному (но самоподверженному экзистенциальным рискам) гегемону, хозяину себяизбравого салона, посему – рабы! Не определяются относительно (притом против), не носят диссоциативных идентичностей – се, низшие. Ищут пребыть собой – ergo непрестижны. Усматривают в категоричной деспотии самой идеи рыночной демократии некое противоречие (неавтоморфность как мета-изнанка оксюморонности), а в безальтернативности конкретно северозападной (Protestant Judaeo-Christian) версии – институциональный расизм; экое бесхитростно-убогое упрощенчество! Наконец – о ужас! – не спешат признавать высшей ценности самореферентного отсыла к наилучшему-из-миров и гетто-на-холме, а в культурных репрессиях («поездах дружбы» и прочих просветительских миссиях) узревают признаки геноцида; тем, дескать, скорее соделываются достойными оного (как суирекуррентной изнанки)!

Юговосток вечно жалуется на недопонятость – но она-де ровно зеркально-симметрична его нежеланию понимать, слышать. Вот что пытаются донести ему герои, поэты, дияспоры и прочие австрийские генштабы. А он все – о фашизме… Сколько можно твердить: среди нас фашистов, мол, нет – мы все… призываем к сознательности. Вот и «провиднык» (пусть клевещут злопыхатели, будто это – купно с «нацией понад усе» – не более как калька с немецкого) призывал лгать аутсайдерам и растлевать меньшинские интеллигенции в их же наилучших интересах – а также с целью культивирования сочувствия к нашему пути. (В канадском оригинале и контексте исследований: «To subvert the minority intelligentsias so as to garner sympathy for our cause’).

Так вот, в подобном же ключе и наилучших побуждениях наваял Шатан – отщепенец востока и мост с запада на запад – свой «Интернат-УнтерНет». Мораль: восток инертен и непассионарен, неукоренен и оттого отчужден. Все герои характерно апатичны. Это и не прот-, и не ант-агонисты, а – позволим себе домыслить за автора (памятуя зде-опущенный посул о выводах, что ему суждено сделать из своих же слов) —