– К Соре-Хане сын приехал! Доктор! Окончил учиться, стало быть…

Каждая встреченная знакомая передавала новость соседке, и слух быстро бежал по улице, даже быстрее самой Соры-Ханы.

– Сора-Хана! К вам сын приехал! – выбежала к ней какая-то девушка.

– С дорогим гостем вас! Когда он прибыл? Только с поезда? – жена Хаима, свата Соры-Ханы, попыталась её остановить.

Сора-Хана только кивала головой налево-направо. Она не могла задерживаться. На её лице светилась широкая улыбка, шаги становились быстрее и чаще, а сердце в груди билось как сумасшедшее. Забежав домой, в своё съёмное жильё, она попыталась закрыть дверь, но та закрывалась плохо, и Сора-Хана, потеряв терпение, оставила её открытой. Квартирные хозяева встретили её с улыбкой.

– Где мой Мойшле? – спросила она и, не дожидаясь ответа, побежала в свою комнату.

Её Мойшле стоял в дверях. Это был молодой человек лет двадцати восьми, в пенсне, уже без шляпы. У Соры-Ханы внутри всё оборвалось.

– Ну как ты, сынок? – спросила она, как и прежде, сдерживая улыбку, и утерла нос рукавом.

– Как обычно, а ты? – Сын улыбнулся ей в ответ.

Сора-Хана тут же пришла в себя и принялась суетиться вокруг сына.

– Что же ты стоишь, Мойшле? Садись! Ты, конечно, голодный. Может, сделать тебе гусиного сала с лучком? – Она смутилась и принялась говорить ещё быстрее: – Постой, я самовар поставлю… Да как же ты сам, как здоровье?

Сын смотрел на мать – от нищеты и тяжёлой работы она словно бы вся усохла, – на её впалую грудь и грязную, потрёпанную одежду; его взгляд окинул и так называемую мебель, и грязный пол, и всю комнату целиком. Он улыбнулся, но его улыбка теперь была натянутой, и постепенно она превращалась в неприятную гримасу. Сердце его заныло, он бы с радостью убежал отсюда. Сильнее всего его разражал медный светильник, стоявший на комоде; он словно бы вобрал в себя всю ту бедность, всю нечистоту и обыденность тёмной жизни в тёмной каморке…

За чаем он рассказал матери, что заехал всего лишь на день, а завтра утром он должен отправиться в новое место, где будет «практиковать».

– Сынок, вареньица положи себе… – угощала его Сора-Хана. – Малинка-то в этом году уродилась у меня такая хорошая…

Он снизошёл, слегка притронулся, а о большем она и не осмелилась его просить. Суетясь вокруг сына, она несколько раз выбегала в кухню посоветоваться с хозяйкой Бейлой, дочерью Шойлема, насчёт обеда.

– Чем бы мне его накормить? Ох, вот бы я о своих несчастьях знала столько же, сколько про этот обед…

– Возьмите кусок мяса да нарубите котлет, – посоветовала Бейла. – Разве неясно? Ни кашу, ни борщ есть он не будет…

– Да где же взять его, это мясо? Мясные лавки уже закрыты. Может, вареников с творогом ему налепить? Не нравится мне этот творог от Гиси-Леи, он сухой, как опилки!

Она вдруг оборвала себя на середине фразы.

– Знаете что? Посмотрю-ка я на рынке свежую рыбу, потом отварю горшочек риса в молоке… Честное слово, это лучше всего! Мойшле, куда ты?..

Она повернулась к сыну и увидела, что тот надевает пальто и открывает дверь.

– К местному доктору, – ответил он.

Сора-Хана перепугалась.

– Зачем к доктору?.. Не заболел ли ты, боже упаси?

Сын рассмеялся.

– Нет, просто так. «С визитом»…

Мать смутилась.

– Не забудь, сынок, приходи обедать, – крикнула она ему вслед.

Она побежала на рынок и принесла оттуда одну рыбку. Приготовила обед, не прекращая беседовать с хозяйкой и ощущая после ухода сына странную радость – её она даже не пыталась скрыть.

– Бейла, вы посмотрите только, что за лещ! Живой ещё! А жабры красные, прямо огнём горят. Я за него целых двенадцать копеек заплатила, но он, честное слово, стоит этих денег… Что вы там сказали про детей? – перескочила она на другую тему. – Почему, пока их вырастишь, столько бед приходится снести?.. То оспа, то корь, то другие детские дела, и чего только Бог не насылает… А когда они становятся старше, огорчений становится только больше.