Да и творилось повсюду много странного. Вот случай: рынок у Северной Башни (один из самых крупных). Торговец зеркалами – грузный, обычно весёлый и говорливый человек, с лица которого редко сходила приветливая улыбка, впал вдруг в мрачное, тяжёлое помешательство.
Угрюмо шевеля своими роскошными усами, как-то сразу обвисшими, он брал очередное зеркало, поворачивал его так, чтоб отразить всю базарную площадь, заглядывал, и – бил, тихо ругаясь каждый раз чёрными словами, прямо об прилавок. Под ногами у торговца была уже целая россыпь осколков, всяк по своему отражающих свинцовое небо; по временам они вдруг радужно вспыхивали на изломах, но тут же снова гасли. А в это самое время – чуть поодаль собралась небольшая толпа послушать бродячую прорицательницу: лица людей мрачны; слушают молча, почти все прячут взгляды, глядя вниз.
Вещунья – костлявая, оборванная старуха – завывает, тряся седыми спутанными космами:
– Чёрной кровью на дыму записано и огню посвящено! Правда прошлых пророков пьяна и лжива! Вот, чистотой трав трезв голод могил, но мёртвые пока молчат… Внимите, люди, как молчит вместе с ними и время! То – проклятье прошлому! То проклятье пророка, возлюбленного пророком проклятым и погребённым пустотой… Вы слышите, люди?! То шуршат в колыбелях тени грядущие, они готовы прийти к нам… на смену уходящим посевам…
На город спускаются сумерки…
* * *
И в этих сумерках – мы.
Мы, те, кто бредёт непонятно куда в бесконечном поиске.
Поиске какой-то непонятной Истины, что веками брезжит где-то там, во тьме, так и оставаясь вечной загадкой. Она зовёт, и пусть все доводы разума говорят о невозможности её постижения – неизменна в нас вера: есть она, Истина.
Тем паче, что временами она вдруг обретается, но тогда всякий раз оказывается, что это лишь первый шаг; и даже не шаг – потому что необходимо найти ещё Верную дорогу.
Но мы всё бредём дорогами неверными, блуждаем. И времени всё меньше, и тогда мы бежим, мечемся… А ведь вполне возможно, что ищем-то вовсе не Истину…
Серен Къеркегор написал одну довольно занимательную вещь. «Когда я ещё только начинал молиться, я старался приходить в церковь и разговаривать с Господом… (…) Это то, чем занимаются христиане по всему миру. Они говорят с Богом громким голосом, они так кричат, так вопят, что можно разбудить мёртвого. И, видимо, почитая Бога всего лишь глупым существом, они советует, указывают Ему, что Ему следует делать, а чего не следует. Или, будто Господь – всего лишь глупый монарх, они убеждают его, подкупают его, – чтобы добиться исполнения своих желаний и планов».
Далее: «Я начал разговаривать, но потом вдруг понял, что это совершенно бессмысленно. Что можно говорить пред Господом? Нужно быть безмолвным. Что у вас есть такого, что можно сказать? Могу ли я сказать Господу что-то новое для Него, чего Он не знает? Он всемогущ, Он всеведущ, Он всезнающ, Он видит всё, так зачем же что-то еще говорить?»
И, наконец, «Много лет подряд я разговаривал с ним, а потом внезапно осознал, как это глупо. И я перестал говорить, я замолчал. А потом, спустя ещё много лет, я обнаружил, что даже молчание не подходит. И тогда я сделал следующий шаг, я стал слушать. Сначала я говорил; потом я не говорил; – а потом только слушал».
Лебединое озеро
– Ррота, паааааадъем!!!
Мы посыпались со шконок. Дежурит Геморрой, а он имеет манеру метать со всей дури табуретками в не сразу просыпающихся.
– Падъем, рррррота!!!
Шлёп!! – Хорька сбило со шконки табуреткой, которую он при ударе инстинктивно обнял, так что приземлились они вместе.
Сапоги у меня сияли, как верблюжья… нну, головка верблюжьего полового члена, так скажем, а вот портянки, которые я не успел одеть, пришлось незаметно сунуть под матрас. Чудо, что у меня нижняя койка – достается куда меньше, чем дятлам, плюс масса всяких удобств.