Летом в киоске на Ленина перед университетом, а тогда еще Совнархозом, мама купила мне тонкую книжку с картинками про детей -космонавтов. Там двое советских малышей – мальчишек на советском космическом корабле летят на Луну. Прилетают, обследуют и оставляют там металлический пятиугольный вымпел с гербом нашей страны! Книжка, состоящая из картинок с короткими текстами. Что-то вроде комикса. Вообще, наших советских комиксов в разных видах выпускалось множество. И никакими» комиксами» они не назывались. Эту книжку мне мама купила, как я уже сказал, в киоске около Совнархоза. Там же мы до этого, помню, купили подобную книжечку с картинками про Деда Мороза и Нового Года в образе мальчика с цифрами на груди, как у спортсмена. Год наступил шестьдесят третий, а книжка была выпущена значительно раньше и взрослые, чуть хмыкая, удивлялись, когда я им показывал эту книжку как купленную на днях. Лето шестьдесят третьего, когда я подошел к пяти годам, дало мне много новых знаний и эмоций. Мы много гуляли с бабой Верой и мамой по городу.

Наш детский сад находился на перекрестке проспекта Ленина и улицы Восточной – Ленина 56, детсад номер 60. Массивный серый жилой дом, с магазином Мясо- молоко был построен еще пленными немцами с реминисценцией на барокко и немалым числом, как говорили в хрущевские годы, архитектурных излишеств. Строгость силуэта и помпезность внешних украшений не мешали одно другому, да и сейчас не мешают. Рядом была детская площадка за чугунной оградой. Вход в младшую группу был как раз за этой оградой, за чугунной калиткой. В среднюю и старшую группы вход был с проспекта Ленина, тогда как в младшую —с торца дома.

Вспоминая о своей последующей садичной жизни, еще разок вернусь к ее началу. И прошу прощения, если где – то чуть повторюсь. В садик меня привели, вроде бы, первого сентября шестьдесят второго года. Мария Протасьевна, заведующая детсадом, всегда была с моими родителями очень вежлива, приветлива, но во всей ее внешности и манере держаться была какая-то стать государственного человека, члена партии. Очень приятное поле шло от нее. Ростом чуть выше среднего, стройная, лет сорока пяти, синеглазая с каштановыми волосами, скрученной на затылке косой и темно- синем, на манер мужского, послевоенной моды женском пиджаке. Когда она общалась с людьми разного возраста, то голос ее звучал красиво, убедительно, располагающе:" Здравствуй, давай знакомиться. Я – Мария Протасьевна!» Она во время разговора поднимала брови моршила лоб гармошкой, но это ее не портило. Наоборот, глаза переливались золотыми огоньками. Она несла собой эстетику сталинского времени, но при этом была не просто искренним борцом за мир, но и уже никак не характерный для эпохи Иосифа Виссарионыча (скорее, для новой, хрущевской) заряд пацифизма. Выдвижной ящик ее стола был до отказа наполнен игрушечными наганами, ружьями и автоматами. Потом это все возвращалось родителям со словами о мире и разоружении.

В первый день в садике меня встретили очень приветливо и воспитательница, и дети. Большая зала младшей группы освещена полуденным солнцем уходящего лета и со мной приветливо, но чуть с ответственностью старших товарищей, пионервожатых играют стройная кареглазая Ирина в зеленом клетчатом платьице и крепенький кругловатый с коричневыми волосами и глазами Сережа Кобяшов. Играли мы в розово-синий резиновый мяч и говорили без умолку. Тихий час называли в то время Мертвым часом. А спали на имеющих трубчатую основу (как у раскладушек) маленьких синих коечках. После пробуждения я даже не заметил как дети быстро оделись. А я так и сидел в одном носочке и тапочке, кем-то наспех на меня надетыми. И тут я изрек фразу капризного барчонка, ставшую в нашей семье сатирической классикой: " Когда ж вы меня всего-то оденете!» После этого Сережа Кобяшов, сопя, усердно застегивал на мне пуговки рубашечки. Конечно, по просьбе начальства, то есть нашей воспитательницы. Они с такой как Ирина могли бы стать хорошей парой, она четкая и слегка надменная, он- покладистый, положительный, например, замдиректора по снабжению и сбыту некоего предприятия.