– Гляди-ка, все плиты на месте, и перила тоже, – Саша провел рукой в рыжей кожаной перчатке по перилам ограждения, – Еще триста лет простоят. Фасады все отремонтировали, хорошо… Помнишь, какое все облупленное было, когда мы тут каждое утро в школу чапали?

– Ничего себе, ну ты словечко вспомнил, из школьного лексикона, – Вадим улыбнулся.

– У меня вообще хорошая память. Математическая, ну, и профессия обязывает иметь богатый словарный запас.

– Да, молодой лев, – с иронией проговорил Вадим, глядя на брата, – это верно. Политик должен находить общий язык с любой аудиторией, даже со школьниками. Как, есть у вас своя молодежная организация, комсомол свой есть? Смену надо уже сейчас подготавливать, свои принципы передавать, верно?

– Конечно, – Саша улыбнулся, – ты вот у себя в Архангельске все делами занимаешься, бабло рубишь. Нет, извини, зарабатываешь тяжким непосильным трудом. А кто-то должен на перспективу работать, страну кому оставим? Да-да, знаю, сейчас подколешь меня за высокопарный слог! Типа, по-старперски начал вещать, как старцы из Политбюро, помнишь, еще тридцать лет назад такой клуб «по интересам» в Кремле заседал?

– Ну, на старца ты не похож. Хотя, если завязнешь в своих докладных и аналитических записках, то да, будешь скучный и унылый годам так к пятидесяти пяти, – Вадим смотрел на серые куски льда на поверхности канала.

– Нет, не буду. Прежде всего не хочу, никто меня не сделает таким. Знаю, что сейчас скажешь, слышал это много раз. Типа, коммунистов бортанули, решили демократию строить. А по факту пришли к нормальному чиновничьему государству, где бюрократ на бюрократе сидит и бюрократа подгоняет. Но мне много времени не надо, да и нет его… – Саша говорил спокойно, но, как почувствовал Вадим, какая-то раздражительность начала накапливаться внутри брата.

– Саша, ты же знаешь все эти темы. Будь у меня продуктовый магазин с ларьком, я бы чувствовал себя, наверное, спокойнее, комфортнее…– Вадим говорил, словно подбирая нужные слова, – но ты же видишь, что происходит. Несколько лет назад начали зачищать малый бизнес. Ввели единый налог для маленьких. И что? Сотни, нет, тысячи людей позакрывали свои лавочки и всё… работают или в чёрную, или вообще пошли в найм опять. А сколько трагедий было… Ладно, маленьким показали, где их место. Хотя неправильно это всё, неверно. Любое нормальное и процветающее общество держится на лавочниках, на маленьких. Да, говорят, что выживает сильнейший. Типа, остался на плаву, не закрыл свой микро-бизнес – молодец, будешь предпринимателем!

Братья стояли на узком тротуаре у перил канала. Вадим подумал, что зря он сейчас затеял этот разговор, слишком длинный был день. Надо закругляться.

– Ты-то, Саша, доволен, как у тебя сейчас идёт?

– В общем и целом да, скорее да. Нельзя уже сворачивать с пути. Звали пару раз друзья бросить дела общественные, так сказать, начать схемы строить… Конечно, пользуясь наработанными каналами. Но не по мне это. Пойми, система и вся работы системы зависит от людей. От конкретных личностей. Это же понятно: роль личности в истории и всё такое. Поэтому я здесь, точнее, внутри! Да, это не классическая европейская партия, но это объяснимо. Сколько лет страна жила в режиме просто одной партии, которая была и правительством одновременно во всем, да чем угодно. И сколько лет сейчас строится нормальная система партий и общественных движений? Время, нужно просто время. И включенность населения. Столыпин же ещё говорил: «Дайте нам двадцать спокойных лет, и мы изменим Россию».

– Столыпин плохо кончил, Саша. Да и двадцать лет прошло уже. Ладно, давай не будем сейчас здесь, на улице, устраивать диспут «Как нам жить правильно, и кто виноват во всём этом». В России всегда кто-то виноват.