Затем сразу целым косяком прошли еще три или четыре вечности. Вообще-то, если бы сюда фонарик и хорошую книжку про Шерлока Холмса, тут было бы ничего, жить можно. Я обожал всякие такие тайные убежища и укрытия. В темноте диванного чрева было не видно лежащего в гробу Сталина. Вдруг я с ужасом вспомнил, что дно дивана помимо сталинских гробовых газет устилают газеты с похорон Вильгельма Пика – гэдээровского руководителя, который приехал на похороны Сталина, шел за гробом без шляпы, простудился, заболел и вскоре умер. Помню, мне сразу показалась подозрительной эта вторая смерть. Словно бы уже мертвый Сталин своей когтистой лапой утянул бедного Пика на тот свет…

Постепенно я почти привык к запаху дуста. Безусловно, воры не догадаются заглянуть в диван. Я настолько успокоился, что начинал уже немного маяться бездеятельностью.

– Валер, – тихо позвал я, – они еще не ушли?

Брат не отозвался.

– Валерик! – жалобно похныкал я.

Все тихо.

– Ва-а-лер! – уже громче позвал я.

Снова тишина.

– Валерка, гад, вынь меня отсюда! – заорал я во все горло. – Слышишь, что ли?

Валера молчал. Я похолодел. А вдруг они что-нибудь с ним сделали, что я тогда скажу маме? Что отсиживался в диване?

Пока я, затаясь, прислушивался к малейшим проходящим сквозь толщу дивана звукам, прошла еще одна вечность. Нет, надо как-то самому выбираться. Я понял, что мне надо перевернуться и действовать спиной. Я так и сделал – уперся спиной в сиденье и попробовал его поднять. Сначала не вышло. Я снова уперся – нет. Еще и еще пробовал я освободиться, и вдруг сиденье дивана поддалось, я поднапрягся, сиденье съехало, и я увидел свет. Ах, как хорошо дышать нормальным обычным воздухом. Я вылез из дивана, поставил на место сиденье и огляделся. Оказалось, что Валерки в комнате нет. Я сходил на кухню – не было его и здесь. На кухне я вдруг опомнился: как же я осмелился пройти через коридор, мимо открытой двери? А ладно – потом разберусь. Из кухонного окна я вывесился во двор. Хорошо во дворе! Солнце, ребята гоняют в футбол. И вдруг я услышал тот самый скрип. Как? Елки-палки! Оказывается, он шел не изнутри квартиры, не от двери, а снаружи, с улицы! Выходит, и дверь не болталась открытая, и никаких воров не было? Я вообще-то на все сто процентов и не верил, что погибну. Потому что и раньше бывали всякие опасности, но обходилось пока. В целом я был почти уверен, что доживу до преклонного возраста, лет так до тридцати. Но это вообще, а в частности…

Значит, не дверь это была. Ну, тут совсем полегчало. А брат? Неужто он с самого начала знал, что опасности нет? То-то он был такой спокойный. Теперь дело становилось понятней. А в таком случае, за что же я должен ему отдавать свои кровные денежки, сложенные из тысячи лишений? Мало он меня и прежде грабил? А я еще, дурак, клятву ему давал. Фу, как стыдно! Вот что делает с человеком животный страх. Я глубоко вздохнул. В носу сильно защекотало. Я громко, с наслаждением чихнул и пошел перепрятывать заначку. Конечно, за это брат мог и побить. Но я решил так: если будет очень больно – отдам, пусть подавится, а если терпимо – потерплю.

Все-таки я любил Валеру и даже гордился и хвалился им. У него были несомненные способности. Например – к карикатуре. Талант довольно странный и даже опасный. Сталин, говорят, любил рисовать карикатуры. И наш сосед Володя. У всех троих что-то такое оказалось впоследствии с психикой. Еще брат потрясающе плавал. Иногда он заплывал так далеко, что в ослепительно играющих на поверхности моря солнечных бликах я терял из вида его шапочку. Я долго пялился на морскую рябь, до тех пор, пока откуда ни возьмись не выныривала знакомая голова со ртом, то и дело выбрасывающим струйку воды. Брат выходил на берег и начинал вытряхивать воду из ушей, прыгая то на правой ноге, то на левой, с овальным родимым пятном на икроножной мышце. Мне и самому хотелось иметь такое.