Они оставили девушку у крестьянской хижины на берегу озера и поспешили обратно через поля. Ошибки быть не должно. Эта ужасная машина должна исчезнуть навсегда. Когда они добрались до места на обочине дороги, то нашли именно то, на что рассчитывали. Лейпише лежал там, мертвый вместе со своей тайной. Рядом с ним лежало тело барона Бленнерхофа.

Профессор нашел шляпу Лейпиша и надвинул ее на глаза мертвеца.

– Бедный Лейпише, – тихо сказал он. – Если бы вы направили свой гений на созидание, а не на разрушение, этого бы не случилось. Но как ты нашел меня? – спросил он, с нетерпением обращаясь к Линдли.

– Это был случай, или судьба, или Бог, – ответил Линдли. – Когда все потеряли надежду найти вас, я отправился в путь один. Как я помню, я отправился в Чикаго и взял фамилию Феррис, чтобы скрыть свою личность. Я вспомнил о некоторых ваших экспериментах во время первой части войны, и мне пришло в голову, что это не обычное по своей природе преступление. В Чикаго мне немножко повезло – или, может быть, это была удача. Я действовал под именем Ферриса, надеясь таким образом получить какую-нибудь зацепку, когда однажды ночью в одном из отелей карманник завладел моим бумажником. Я погнался за этим негодяем через открытую дверь, а он с размаху приложил меня ею по голове, и я получил трещину в черепе. У него был мой бумажник с моими настоящими документами, поэтому, когда я очнулся в больнице без памяти, меня записали в Феррисы – в кармане нашли визитницу с напечатанными карточками. Не хочется думать, в какое состояние я впал с тех пор и до сегодняшнего дня – похоже, это обычное существование Джекила и Хайда. В больнице мне сказали, что когда-нибудь ко мне вернется память, но для этого потребуется какое-нибудь потрясение. Я смертельно боялся зеркал, не мог вынести их вида. Они сказали, что это патологический страх, вызванный последствиями происшествия. Два или три раза я, должно быть, был на грани восстановления – во всяком случае, мне так казалось, – но всегда что-то вмешивалось. Однажды мне захотелось совершить убийство – это был фон Шаанг, когда я увидел, как девушка борется с ним на дороге у замка. Думаю, я был близок к тому, чтобы все вернуть, но потрясения от этого было недостаточно. Нужно было что-то еще, и я получил это с помощью тех зеркал на вилле.

Он подробно рассказал о случившемся.

– Но ты, – продолжал он. – Ты, должно быть, прошел через ад.

– Думаю, да, – медленно ответил ученый. – Хуже всего, когда ты обнаруживаешь, что совершил подобную ошибку, даже если тебя обманули. Это был Лейпише – сущий дьявол. Теперь я не держу на него зла, хотя раньше мог бы убить его, если бы он дал мне шанс. Полагаю, он всегда был немного сумасшедшим. Большинство гениев таковы. Впервые я узнал его, когда мы вместе учились в Бонне в молодые годы. Он был гениален, намного превосходил всех нас, но, несомненно, немного безумен. Он глубоко интересовался электротерапией, но не терял веры в излечение болезней электричеством, как большинство из нас в последние дни. Я полагаю, что он продолжал свои длительные и всесторонние исследования в этом направлении вплоть до начала войны.

– Когда ему пришла в голову идея пурпурного луча, я не знаю, но предположительно это было во время войны. Но у них не было времени на его разработку. Им не хватало одной вещи, и, как назло, она оказалась у меня. Как вы знаете, в университете я экспериментировал с аппаратом, который позволил бы ежедневно использовать рентгеновские лучи огромной мощности. Это всегда было нашей проблемой. Мы знали, что можем разработать рентгеновское излучение с огромным потенциалом, но у нас были проблемы с контролем над ним. Он оказался настолько же опасным для оператора и пациента, насколько эффективным в лечении раковых образований. В конце концов я нашел и разработал аппарат, который, казалось, обеспечивал адекватную защиту. Пока что мы держали это в секрете.