Лидия задумалась.

– Ничего. Только ячменную воду из стеклянной бутыли, но из нее пьют все в доме.

– А что за поссет вам готовили?

– Самый обыкновенный: четыре взбитых яйца, полпинты молока, четыре куска сахара. И полбутылки хереса.

Фэнтон нагнулся, подобрал с пола кинжал Мэг и задумчиво взвесил его на ладони.

– Джайлс?

– Слушаю, сэр.

– Полагаю, тебе известна наша «тайна».

– Вы были столь любезны, что сами посвятили меня в нее, сэр, – вчера, когда обнаружили, что…

– Вот и хорошо, – оборвал его Фэнтон. – Мне нужны те, кто готовил поссет и относил его наверх. И все, кто имел возможность прикоснуться к миске. Собери их в моем… в моем кабинете.

Джайлс поклонился. Его лицо оставалось серьезным – ни малейшего намека на обычную самоуверенную наглость.

– Скажи им, – продолжал Фэнтон, – что кто-то отравил их госпожу мышьяком, и я выведу злокозненного нечестивца на чистую воду. Ну и крик сейчас подымется…

– Крик? – эхом отозвался Джайлс. – Ну что вы, сэр. Не просто крик, а блеянье, кудахтанье и поросячий визг, от которых и глухому тошно станет. Этот скот, – добавил он высокомерно, – давно пора высечь девятихвосткой, да хорошенько. Я обо всем позабочусь, сэр, будьте покойны.

Фэнтон собрался было возразить, но Джайлс уже исчез за дверью.

Лидия, которая явно не доверяла рыжему пройдохе, по-прежнему сидела с поджатыми ногами, неотрывно глядя на Фэнтона. Но взгляд ее голубых глаз стал смешливым, а в голосе, когда она заговорила, послышалось радостное возбуждение.

– Я знала! – произнесла она. – О, в тот самый день, когда мы обвенчались – ровно три года, один месяц и четыре дня тому назад, – я все поняла!

– Что ты поняла, дорогая?

– Наклонитесь, я прошепчу вам на ухо. Нет, ближе, ближе…

Фэнтон поднял край парика и послушно склонился к ее губам. В этот миг Лидия сотворила то, отчего Фэнтон подпрыгнул. Впрочем, нужно признать, что шалость супруги доставила ему немало удовольствия.

– Это что еще за фокус? – воскликнул он, не в силах сдержать расползавшуюся по лицу широкую ухмылку. И, в шутку наставив на Лидию кинжал, грозно спросил: – Признайся, кто тебя научил?

– Так ведь ты и научил. – Лидия удивленно вздернула брови. – Я знаю еще сотню таких. – Вдруг ее взгляд стал напряженным, а голос серьезным. – Я скажу тебе кое-что, Ник. Скажу, потому что сегодня ты совсем другой. Накануне нашего венчания я… я говорила о тебе с отцом. Он ненавидел тебя всей душой. Знаешь, что я ему сказала?

– Лидия, ты бы лучше…

Но Лидия не слушала его. Гордо вскинув голову, она произнесла, наивно и торжественно:

– «Кроток, как служитель Господа, – сказала я, – и дерзок, как круглоголовый».

Повисла тишина.

Что-то темное взметнулось со дна трухлявого гроба и с чудовищной силой врезалось в крышку.

Худшего сценария для влюбленных вообразить было нельзя. Позвольте пояснить. В гражданской войне между роялистами и круглоголовыми, отгремевшей за три десятилетия до того, самыми ярыми сторонниками короля были отец и дед сэра Ника. Так уж вышло, что Фэнтон разделял политические взгляды своих тезок. А потому каждый раз, споря с Паркинсоном из Каюса, горячо поддерживавшим круглоголовых, он испытывал лютую ненависть к своему противнику.

– Ну что ты, я не заслуживаю столь лестных слов, – вежливо, даже чересчур вежливо заметил Фэнтон. – Но ты, верно, оговорилась. На деле ты имела в виду: «Дерзок, как роялист»?

В глазах Лидии промелькнул страх.

– О нет, нет, стой! – взмолилась она, закрывая лицо руками. – Господь всемогущий, прости меня! Еще одно слово – и мы снова все испортим!

– О чем ты, душа моя?

Лидия откинулась на подушки и приняла позу умирающей: вытянула руку, затем изнеможенно опустила на нее голову.