Ойбек уголком рта ухмыльнулся и буркнул нечто на своем языке.

– Что говоришь? – спросил Вол.

– Иди на хер! – гоготнув сказал стоявший рядом Орлов.

– Уже на ихнем разумеешь? – парировал Вол.

– Чай не ты, дуралей.

Последовавшая перепалка матерными прибаутками скрасила остаток асфальтовой горы.

Потемки спустились по-осеннему рано. К общему негодованию в конце смены Армен Ашотович велел рабочим ждать другого самосвала, оттого что не хватило материала замостить яму целиком. Мужики ворчали, но не расходились, ждали расчета за месяц. Едва бригадир уехал, собрали на пиво – толком не набралось даже на литр, а Ойбек покупать вторую отказался, тем более, сам он отродясь не пил. Поэтому так и сидели на бордюре – усталые, тревожась, что останутся сегодня без денег, дубея без тепла солнца от пронизывающего ветра. Никакого самосвала не приехало. Бригадир вернулся часам к десяти. По какой-то неведомой причине никто из работяг не спросил о зарплате, словно благородство претило интересоваться деньгами и тем более просить их. Пришлось битый час водить хороводы вокруг джипа Армена Ашотовича, изображая неподдельный интерес к обивке салона, к состоянию сальников и масляного фильтра, и при том советовать хороший автосервис или почтительно кивать, после басен о том, как бригадирский джип уделал очередной спортивный седан. Среди товарищей Вол крутил в кармане зажигалку, на мгновение поджигая, и с презрением глядел на остальных, наслаждаясь мыслью, что ему-то на самом деле плевать на бригадирский сарай на колесах.

С наличными в карманах рабочие наконец-то ощутили себя причастными к жизни. Шли в пивную гурьбой. Тягота днем казалась нескончаемой, теперь мигом забылась. Походка была подпружиненной. В предвкушении не звучало шутих длиннее пары матерных слов.

Крыльцо магазина разливного пива еще не покрылось свежей блевотиной, ибо завсегдатаи только начали посиделки вокруг столиков, что были заставлены натуженными «торпедами» с газированным пивом. У двери стояла пацанва, щедро харкая под ноги слюну от насвая. Окруженный товарищами, Вол, входя в притворенную дверь, тоже сплюнул.

Первым встречал посетителей кислый запах пивных отстоев. За длинной стойкой ошалелые разливщицы метались в поту меж кассой и батареей кранов, под которыми, раздуваясь, наполнялись бутылки. Народу битком, очередь тянулась к дверям, гомон перебивал оба телевизора, что крутили российские клипы. Ожидая, глазели на бакалейное раздолье под стеклом. Разложенные полумесяцем копченые головы семги выпятили нижние зубастые челюсти, недовольно взирая на остальные части себя – полоски желтушной теши, куски филе и сушеные палочки с перцем и кунжутом. Рядом лежали иссушенные речные собратья любых видов и размера. Вол невольно вспомнил, как в детстве такой же едва движимой вереницей он шел мимо Ильича и исполнился державной одухотворенности.

– Валька, – приподняв бровь Дед вкрадчиво спросил, – сколько киру брать будешь?

– Ну, я сильно не планировал, – ответил он на автомате. – Я, чисто, глаз полернуть на сон грядущий.

Дед передал слова вперед по очереди, где стоял Витька Орлов с молодыми. Те заказывали много. Во-первых, оттого, что наступила пятница, и коль воскресенье почитается маленькой Пасхой, то пятница – это маленький день, когда наконец пошлешь все на хер. Не стоит упускать иллюзию полученной зарплаты, когда считаешь, что полученных денег хватит, если поджать там и тут, а на эту выгоду сейчас можно вдоволь гульнуть.

Литры наливались долго, рабочие успели и покурить, и перекинуться парой мемов, что заменили старый-добрый анекдот. Дюжину полторашек передавали по цепочке к столу, что застолбил Дед. Когда закончили, уселись на лавки напротив друг друга. Винтовые крышки слетели под нетерпеливыми пальцами и из горлышка поперла пена с ячменным духом. Пока разливали, Вол пригубил из горла, да настолько втянулся, что остановился лишь опорожнив бутыль наполовину. И пускай утреннее похмелье успело изрядно выветриться, Вол ощутил, что состояние вышло в плюс. Закрыв глаза, он нежился от расслабления, что разливалось по желудку.