– А… – встал в ступор обладатель удивительной, редкой и, по его внутреннему предположению, бесценной монеты, явно ожидавший увидеть за прилавком владельца сего заведения, препротивного сгорбленного старикашку, хорошо известного всему городу, по крайней мере той части его, что прозябала в нищете либо от рождения, либо по причине внезапного разорения.

– Дедушка болен, – подсказала девица и улыбнулась той невинной улыбкой, что заставляет сердца немолодых мужчин биться сильнее, а щеки безусых юношей вспыхивать предательским румянцем. – Я замещаю его.

Н. замялся, перебирая пальцами в кармане свое сокровище, но девушка оказалась проницательной не по годам и снова пришла на помощь посетителю:

– Господин, если вы сомневаетесь в моей компетенции как оценщицы, то напрасно. Последние полгода дедушка доверял мне самые сложные случаи.

Н. выдохнул, скривился в ответной улыбке и осторожно положил монету на прилавок перед юной особой. Эксперту в юбке не понадобилось много времени – бросив короткий взгляд на принесенный экземпляр, она самодовольно ухмыльнулась, но тут же удивленно подняла брови, сморщив высокий лоб:

– Это сребреник Тиберия, совершенно определенно.

– Носатый мужик – римский император? – восхитился Н., по-новому разглядывая орлиный профиль гордеца с выпяченным вперед подбородком.

– Да, – подтвердила девушка. – Именно такими монетами расплатились с Иудой, но… – тут она протянула тонкую ладонь, и Н. опустил в нее реликвию. – Почему она золотая?

– Не знаю, – пожал плечами взволнованный таким оборотом дела Н. – Это подарок.

Он вспомнил вчерашнюю встречу:

– Рождественский.

Девица внимательно посмотрела на посетителя. Человек, принесший только что настоящий артефакт, стоимость коего ей трудно было даже представить, выглядел классическим бродягой с немытой шевелюрой, выпученными от восторга, и не без оснований, глазами, в одежде, на которой безраздельно господствовали грязь и дыры.

– Вид у вас живописный, – мило хохотнула она.

– Если учесть, что несколько часов назад я был единственным посетителем художественной выставки, – парировал Н. и ткнул пальцем в монету, все еще лежащую на ладони оценщицы. – Так сколько?

– Не скажу, – она вернула сокровище владельцу и, заметив, как клиент разинул рот то ли в негодовании, то ли в недоумении, расхохоталась. – И дедушка тоже не скажет. Ни наш ломбард, ни казначейство всего города не имеет такой суммы.

Н. не мог поверить собственным ушам, автор «Первого Рождества» вот так просто отдал ему нечто бесценное? Обладатель редкого артефакта оперся локтями о прилавок, голова кружилась, в горле пересохло, а мысли одна за другой устроили настоящий шторм, отчего закололо сперва в висках, потом застреляло в затылке, и Н. (однако теперь, в связи со сложившимися удивительными обстоятельствами, можно и господин Н.) прохрипел:

– Что же мне делать с ней?

Чрезмерно жизнерадостное создание, не переставая пребывать в прекрасном расположении духа, весело сообщило:

– Жить и… страдать.

– Шутить изволите? – обиделся Н., пряча драгоценность в карман.

– Отнюдь, – девушка вдруг сделалась серьезной. – Иметь такое неслыханное богатство без возможности позволить себе купить кусок хлеба – разве не страдание?

Она снова не сдержалась и задорно рассмеялась.

– Поражаюсь вашему настрою, – пробурчал Н., раздумывая, что делать дальше. – Откуда подобная веселость, необузданная и неуместная?

– А у меня сегодня Рождество, – сообщила девица, буквально захлебываясь от смеха.

– Вообще-то оно сегодня у всех, – господин Н. повернулся к выходу. – Но никто не гогочет без остановки.