Нежный сладковатый запах цветов буквально хватает меня за нос. Левкои! Готова прозакладывать те семь золотых, что хранятся завернутые в платок у меня под матрасом. Откуда? Ну, конечно, как я раньше-то не сообразила? Передо мной украшенная тонкой ковкой в виде извивающейся лозы табличка «Оранжерея».

Как же здесь приятно пахнет. И дело не только в цветах, хотя их тут немало, но и в особой чистоте воздуха. В том, как он напоен свежестью зеленых листьев и экзотических плодов. Мне приходится купить билет, хорошо хоть не очень дорого, все-таки оранжерея принадлежит муниципалитету, а они стараются не задирать цены. Даже если из моей затеи ничего не выйдет, серебрушка не так много за пару часов радости.

Медленно брожу из зала в зал, разглядывая увешанные апельсинами, грейпфрутами и померанцами деревья. Где достать семечку померанца? Это самый ароматный фрукт, что я встречала. Говорят, это добавляют в глинтвейн, но мне ни разу не доводилось его пробовать, даже и без померанца. Мачеха поздней осенью и ранней весной, когда холодно и сыро, часто варит его, а потом пьет, сидя в гостиной. Алессе всегда наливает кружечку, говорит, что та малокровная и ей нужны силы. Мне, полагаю, силы не нужны.

А вот и цветы! Даже не представляю, что за ажиотаж вокруг них. В прошлом году в моде были ранункулюсы, и мы с мачехой с ног сбились, разыскивая луковицы сортов покрасивее. А потом старуха Миллер узнала, что это обыкновенные лютики. Ну разве может, такое уважающее себя семейство и украшать дом какими-то деревенскими лютиками! Вот смеху было, когда она притащила к нам целый воз цветов, пытаясь вернуть их обратно. Они с мачехой друг друга стоят.

А теперь вот левкои им подавай. Хотя, как по мне, самые красивые цветы – осенние и те, что ранней весной сами рождаются в лесах и на полянах. Бедные-бедные все эти «приличные семейства», которые и подснежника-то никогда не видели, потому что за ним нужно идти в лес. Но все-таки где бы мне найти управляющего? Может, удастся уговорить его продать нам часть левкой. Мачеха, конечно, будет опять ругаться, но потерять часть прибыли – лучше, чем потерять лицо и клиентов.

– Добрый день, мэм, не подскажите, где я могу найти управляющего? – спрашиваю у милой барышни, продающей напитки и мороженое в хрустальных креманках.

– Да вон же он, – показывает на удаляющуюся от нас спину. Ее владелец высок и широк в плечах, а темные, отдающие серебром волосы, убраны в хвост.

– Большое спасибо.

Не потерять бы в толпе. В этом зале, большом и заставленном столиками, нет каких-то особо редких растений, зато имеется мороженое и крюшон, поэтому посетителей тут больше, чем в любом другом помещении оранжереи. К счастью, высокий рост незнакомца позволяет не упустить его из виду. Но к высокому росту прилагаются длинные ноги и широкие шаги, и пока он делает один, мне приходится не менее трех, так что догоняю я его уже в следующем зале.

Густые папоротники будто парят, выплывая в туманном полумраке. Огромные листья веером накрывают дорожку, и кажется, что я попала в одну из тех мрачных сказок, которые так здорово слушать зимой, сидя у камина.

– Ох, позвольте, извините! Господин управляющий, – касаюсь ладонью спины мужчины.

Он оборачивается, а вместе с ним весь мир делает головокружительный кульбит.

– Райан?!

Говорю и сама понимаю, что ошиблась. У Райана волосы русые, а у этого мужчины – черные. Да и взгляд кажется другим, не таким дерзким и более глубоким. Но те же губы, скулы, глаза, форма носа. Да что там нос, это невозможное, непередаваемое ощущение, что я испытываю рядом с Джеймсом и его братьями, его невозможно перепутать. Это Райан и одновременно не он.