– Спасибо, спасибо, – бормочу я, срывая ягоды. Запоздало понимаю, что у меня нет ни лукошка, ни туеска, чтобы сложить их. Складываю в ладонь, прижав ее к груди. Можно было бы сорвать один из больших листьев, что растут здесь, и сложить кулечком, но мне боязно трогать что-то без спроса. И просить еще об одной услуге тоже. Набрав полную горсть, выпрямляюсь.

– Я вам так благодарна, вы настоящий чародей, – шепчу, аккуратно удерживая ладонь с драгоценным грузом.

– Захвалите меня, я, чего доброго, поверю, – улыбается в ответ Райан, – а то и привыкну, придется вам поселиться у нас и хвалить меня без остановки.

– Так уж и тебя, – говорит, услышав наш разговор, Мартин, – еще посмотрим, кого тут хвалить будут.

Он подает мне небольшую вазочку, как видно из-под конфет или печенья, чтобы ссыпать ягоды.

– Ну а теперь и моя очередь принимать благодарности, – подмигивает Джеймс, – эх и домчу!

Я смотрю на часы, до девяти остается чуть больше минуты. Никаким чудом не добраться мне вовремя домой. Разве что добытая земляника смягчит мачеху. Но Джеймс, кажется, ничуть не сомневается в себе. Быстро, почти бегом, мы минуем коридор, холл и выбегаем за дверь. Коротко свистнув, он подзывает гнедого жеребца.

– Не боишься?

Коротко мотнув головой, я с его помощью сажусь на коня. Он одним прыжком оказывается за моей спиной. А потом мы мчимся, как ветер.

– Ну и где ты шлялась? – недовольно цедит сквозь зубы мачеха, когда я, мокрая и взлохмаченная вбегаю в двери вместе с последним ударом часов.

Сердце у меня бьется, как бешенное, дыхание сбивается и все что я могу – протянуть ей вазочку полную спелых, ароматных ягод. Выражение лица у нее такое, что мои сегодняшние невзгоды окупаются сполна.

– Надо же, земляника. И кому ты продала свою душу, чтобы ее заполучить? И во сколько нам это обойдется?

Я только в этот момент понимаю, что даже не подумала предложить Джеймсу и братьям какое-то вознаграждение. Правда, они так все преподнесли, что говорить о деньгах было неуместно. А вот сделать им какой-то подарок своими руками, например, испечь пирог или собрать душистые травы к чаю, это было бы здорово. Но я понятия не имею, где искать их особняк. И вазочку, получается, не вернуть. Да и, честно сказать, я надеялась еще встретиться с братьями. Вспоминаю исходящее от Джеймса ощущение тепла и заботы, и не могу сдержать прерывистый вздох. Неужели я больше не увижусь с ним?

– Неужели настолько дорого? – спрашивает мачеха, неверно истолковав мой вздох.

– Нет, матушка, я просто устала. А земляника мне досталась бесплатно.

– Это кто же раздает бесплатно то, за что можно выручить золотом по весу? Ты лжешь мне!

– Нет, матушка, я клянусь вам! Добрые господа, у которых своя оранжерея, позволили мне набрать немного ягод.

– И чем же ты расплатилась с ними, негодяйка? Лучше сознайся, что так задержалась, потому что распутничала, – злость в мачехе закипает мгновенно, поднимаясь, как пена на молоке.

– Нет! Я ходила по пустым улицам под дождем, и все для того, чтобы выполнить ваше указание, а вы оскорбляете меня, – чуть не плача кричу я и убегаю в свою комнату.

Мачеха что-то кричит мне вслед, но меня защищает захлопнувшаяся дверь. Падаю на кровать и содрогаюсь в рыданиях. Папа, ну как ты мог оставить меня без гроша, как ты мог отдать всю власть над моей жизнью и благополучием это отвратительной женщине! Все очарование вечера тускнеет от ее грязных намеков.

Когда я, наревевшись и успокоившись, захожу на кухню, чтобы заварить себе чая с мятой, там сидит Алесса и ест землянику со сливками. Пустая вазочка с алыми потеками валяется на столе с грязной посудой.