– Гони, – крикнул он кучеру, заскочив в пролетку, и уверенно, как истинный ее владелец, поцеловал свою очаровательную семнадцатилетнюю невесту.

Церковь была крошечной, в десяти километрах от Москвы. Перед церковью стояло несколько крестьян со свечками в руках. «Как на похоронах», – мелькнуло в голове Ольги. Батюшка и два шафера ждали их внутри. Михаил протянул священнослужителю паспорта.

– А письменное разрешение от родителей? – потребовал тот.

– Я ведь предупреждал, что этого не будет, – удивился Михаил. – Мы же с вами договаривались!

Батюшка повертел в руках Ольгин паспорт и произнес:

– Девушка несовершеннолетняя. В соответствии с церковными предписаниями я все же настаиваю…

– Ладно. Есть у меня разрешение, – сказал Миша и протянул конверт.

Заглянув в него, батюшка удовлетворенно улыбнулся.

– Вот так-то лучше. Теперь, когда все документы в порядке, можем начинать.

– Откуда у тебя разрешение? Ты его подделал? – испуганно прошептала Оля, наклонившись к жениху.

– Там двадцать пять рублей, – усмехнулся Миша.

То, что священнослужитель, наместник Божий на земле, оказался обыкновенным взяточником, как-то сразу отрезвило девушку, и приключение с венчанием сразу перестало ей нравиться. И эта церковь, и этот нечистоплотный поп, и эти незнакомые шафера, да и крестьяне со свечками перед входом в церковь разом превратились в плохой сон. Его надо прервать! Прервать немедленно! Господи, сделай что-нибудь, чтобы это венчание не состоялось!

– Начинайте, – между тем нетерпеливо сказал Михаил. – И так много времени потеряли.

– В таком важном деле нельзя торопиться, но коли вы так настаиваете… – произнес священник и взял руку Миши в свою. – Теперь вы, невеста, дайте мне вашу руку.

Поп, положив руку Михаила сверху руки Оли, накрыл их епитрахилью, благословил зажженными свечами, которые ему подал служка, и произнес молитву.

Начался обряд. «Еще можно все остановить», – мелькнуло в голове Оли, но почему-то она этого не делала, а как завороженная выполняла всё, что говорил священник.

Когда уже перед аналоем священнослужитель произнес: «Имеешь ли ты, Ольга, искреннее и непринужденное желание быть женой этого Михаила, которого видишь сейчас перед собой?» – Ольга поняла, что это был ее последний шанс, но и его она упустила, ответив: «Да».

Потом они троекратно обменялись кольцами и поцеловались. Всё! Назад путь был отрезан.

Хора не было. Всё было поспешно и нерадостно. Колокола не звонили.

– Ну наконец-то всё кончено. Едем домой, – произнес Миша.

– К тебе?

– А куда же еще?

– А твоя мама в курсе?

– Да. Я ей наказал сделать праздничный обед в связи с моей женитьбой, когда уходил утром.

– И как она отнеслась к этому? – с опаской спросила Ольга.

– Не знаю. Я сказал и вышел. Она ничего не успела ответить.

Ольга впервые переступила порог квартиры, в которой проживал Михаил с матерью и своей нянькой Маней. Встречала их только нянька.

– Уж больно красива, – неодобрительно произнесла она, оглядев Ольгу с головы до пят.

– А мать где? – спросил Михаил.

– Лежит. Как ты, негодник, огорошил ее своей женитьбой, так она и слегла.

Миша тут же направился к матери, а Маня, обратившись к Ольге, сурово произнесла:

– Ну, чего стоите-то? Проходите.

Квартира показалась Ольге мрачной и очень душной. Был яркий солнечный день, но здесь это не чувствовалось. Шторы какого-то грязного серого цвета наполовину прикрывали плотно закрытые окна в гостиной. Даже форточки были закрыты. Дверь в комнату Михаила была расположена между большим хмурым диваном с высокой спинкой и черным пианино, крышка которого была почему-то открыта, и белые клавиши смотрелись в этой полутьме, как зубы во рту какого-то чудовищного зверя.