– Фаня, Лена – аллергик, у нее нет прививок! Я не перенесу очередной коклюш!

– Ну что ты, Сима! Какие вши? – Фаня долго смеялась всем телом, – сейчас же не война.

– Это у тебя не война, Фаня! А у меня война не кончалась. Война за жизнь, если хочешь знать, – бабушка обдумывала, не всплакнуть ли ей. Нет, не при дуре Фане. Что она понимает.

В итоге, после всех приготовлений и допросов, они пришли.

На Полю я даже не взглянула, она сразу показалась мне мало интересной

на фоне Фани. Фаня потрясла меня своей толщиной. Бабушка весила 95 кг при росте 155. Но в сравнении с Фаней она казалась стройной.

Сразу поняв, что Фаня не опасная, а даже наоборот – добрая, я неожиданно охотно пошла на контакт и уже через десять минут взвешивала Фанину ногу на напольных весах: «Объявляется рекордный вес! Нога весит 17 кг! Больше меня, тетя Фаня!»

Тетя Фаня сидела на диване в гостиной, на котором она еле помещалась, и добродушно смеялась, а я хлопотала вокруг гигантской ноги.

«Грязную ногу – чистыми руками!» – бабушка начала набирать в легкие воздух для душераздирающего крика. Но тут же обнаружила еще большую напасть. Поля хватала руками все мои игрушки. Бабушка вначале понадеялась, что я отгоню ее сама. Но я так увлеклась ногами тети Фани, что напрочь забыла о захватчике моих игрушек.

– Полечка, посиди на стуле, не трогай игрушки! – максимально нежно сказала бабушка, выдохнув сквозь зубы воздух, набранный для крика.

– Но почему тетя Сима? Я хочу играть!

– Сима, дай ребенку поиграть, даже Лена не против.

– Плевать! – сказала бабушка, махнув от отчаяния рукой. – Пусть играет! Потом все положу в марганцовку, а потом пройдусь хлоркой! Играй, Полечка!

Не припоминаю, чтоб они к нам еще приходили.

Однако на бабушку никогда никто не обижался. Просто я оказалась такой дикой, что не подружилась с Полиной.

Бабушкины подруги были единственной бабушкиной отрадой. Только они ее понимали, поддерживали и помогали ей выжить после смерти мужей, когда она, помимо своей воли, попала в услужение к великовозрастным детям.

Глядя на то, как бабушка дружит с ними, мне тоже смутно хотелось иметь кого-то задушевного, кто стал бы и моим утешением. В том, что жизнь тяжела и безрадостна, я ни секунды не сомневалась, поэтому, без друга и мне было никак не обойтись.

Сосновое

Моя жизнь в детстве делилась на две части. Зимне-демисезонная городская проходила на проспекте Третьего Интернационала (переименованного вскоре в проспект Суслова, снова в проспект Третьего Интернационала и, наконец, в Удачный проспект ) и летняя – загородная – в поселке Сосновое.

В Сосновом бабушка уже почти сорок лет работала бухгалтером в пионерском лагере «Ласточка». И каждое лето она вывозила нас в Сосновое, потому что дачу мои родители, в силу своей бесхозяйственности, так и не завели, а больному ребенку требовался свежий воздух.

Сосновский мир был огромным, особенно после нашего тесного и понятного городского мира. Тут за три месяца я проживала отдельную большую жизнь и потом только удивлялась, как эта жизнь умещалась в маленькую синюю мыльницу, куда я складывала засушенные летние воспоминания: домик улитки, хитин от кокона бабочки, пихтовую веточку с зеленой шишкой.

Итак, мы едем!

Наши сборы напоминают по масштабу эмиграцию. Берется с собой фактически все, нажитое непосильным трудом. Вся одежда полностью, включая зимнюю, ее, конечно, не так много, но с учетом четырех человек и четырех времен года, все-таки набирается прилично. Также упаковывается стратегический запас посуды, игрушек, лекарств, горшок и стул для кормления, одеяла, подушки. Маленькие старые чемоданы не справляются, на помощь приходят мешки, авоськи, тюки, их начинают, плюнув на приличия, перевязывать всевозможными веревками, состыкованными в разных местах узлами и поясами от платьев. Выглядит наш багаж устрашающе. Часть его мы отправляем в грузовике, который бабушке по дружбе выделяет лагерь, а часть берём с собой на поезд. Обе части одинаково внушительны.