–Здо́рово! Ты и так говорить можешь! Тогда понятно, почему на голос прекрасной птицы слетались мужчины всего царства! Конечно, Имитту будет знать. Объяснишь ему, что нужно, но знак останется. Станет меньше, но останется. Что еще?

– С волшебной птицей улетит ворон. Навсегда и свободным.

– Это тяжелее, – Лия задумалась, – хорошо. Если через полтора года я получу то, что мне нужно, и он сам того захочет, вы будете свободны. Оба. Но направитесь туда, где мы ни при каких обстоятельствах не сможем не то, чтобы встретиться, но даже услышать друг о друге.

Наутро, больше для вида, чем интереса ради, Лия выслушала старосту и Раббара, покивала головой и велела собираться. Сохранять видимость недомогания не требовалось, и все почувствовали облегчение, увидев спокойную задумчивость хозяйки. Как прибыли сюда, так и возвращались. Единственное, что изменилось – Лия позволила нагрузить Хорошку какими-то узлами и тюками. Даже не стала интересоваться что там и чьи они. Раббар попросил разрешения, получил его, и больше разговоров на эту тему не возникало. Хорошка не возражала, груз невелик, а простая прогулка вызвала бы у нее бо́льшее удивление.

«С чего бы это ходить бессмысленно туда-сюда ни с того ни с сего? – голенастые ноги ритмично поднимались и опускались, а в такт им медленно и плавно тянулись мысли в голове верблюдицы. – Привычнее тащить на горбу ношу, хорошо бы не слишком тяжелую, или выискивать какую бы колючку сжевать. Не девочка уже, двое сыновей подрастает, старший уже с караваном ходит, рассказывает разные разности. Глядишь, и внуками скоро обзавестись доведется.

А все же иногда мелькает мысль, что неплохо бы было, чтобы хозяйка ей еще какого-нибудь здоровяка подобрала. В первую зиму как хорошо получилось. Да, прохладно было, дожди прошли, но и солнечные деньки выпадали. Караваны редко мимо них ходили, но появился однажды небольшой, а там… Красавец! Точно, красавец. Такого больше и видеть не приходилось, разве что издалека. На целый горб выше ее, черный, громадный, шерсть такая, что никакой дождь и холод не страшны. Стоит, свысока на всех просматривает, безразлично так. На меня, правда, раза два посмотрел, или три. Но я к нему подходить не стала, они в стороне устроились. Я хитрее поступила. Позвала Гилу, есть у нас особый знак, когда поговорить нужно или сообщить что то, а подруга уж хозяйку привела. Та сначала не поняла, разволновалась, но я к гостю нашему шею вытянула, она и догадалась, заулыбалась. Утром, когда караван собираться начал, она к купцу подошла, переговорила, он и задержался на часок. Меня работник вывел из загона и пошли мы в сторону, а я все оглядываюсь, куда это мы? А за нами красавца выводят. Он то уже все понял, не в первый раз доводится с женщиной время провести, это я не знала ничего, только внизу брюха мокро стало и шевеление какое-то началось, даже не знаю что там было, но было как-то тревожно. Хотела побегать с ним, проиграться, но купец торопился, наверное, сильно.

Работник собрался мне переднюю ногу в колене перевязать, чтобы не убегала (на трех то как побегаешь?), но хозяйка не велела. Подошла, за шею взяла, пошептала ласково, чтобы не боялась я, она рядом будет, и пригнула слегка. Я на колени опустилась, и передние и задние ноги подогнула, а сзади начал подбираться великан, но страшно ничуть не было. Я обернулась, точно, он самый. И улыбается мне, будто сказать хочет, что сам не прочь был задержаться и побыть со мной. Устроился, передними ногами перед самым горбом обхватил меня обхватил, а сзади прижался и заерзал, подтягивать меня к себе начал. Я думала, это игра такая, но вдруг почувствовала, что что-то горячее в меня входит. Прямо в меня! Прямо вовнутрь! И так хорошо стало, словами не передать! А он, гигант мой, обратно уходить собрался. Мне даже обидно стало, оглянулась, а он сосредоточенный такой… И снова вперед подался, я и успокоилась, глаза прикрыла, хорошо так стало… вдруг он застыл, напрягся, и из него хлынуло такое теплое, приятное… Устал он сильно, отвалился, а сразу встать не может, дышит так тяжело, отдыхает.