Лерочка была приучена есть всё. А вот Платон так не мог, и за завтраком началась истерика. Разговаривать Платон не умел, поэтому в бешеном визге отчаянно пытался донести до мира свои желания. Хотя детям в группе было два года, они старались одеться на прогулку, а Платон сидел как Обломов. На прогулке улёгся за землю и визжал. За обедом что было, как вы думаете? Конечно, дикий визг. Спать после обеда Платон не собирался, ведь это подавляет личность. Его кровать была с краю, по соседству с Лерочкой. Только она уснула, он, всё-таки уложенный, вскочил и с диким визгом стукнул Леру по голове игрушечным грузовиком. Она от страха намочила постель.

Невыспавшийся сам и мешавший спать другим, Платон продолжал истерику. День постепенно подходил к концу. Мама Платона на рассказ воспитательницы о его поведении заявила: "Мой ребёнок – индиго, он выше скучных правил. Вам этого не понять. Он ещё прославится, о нём заговорят"! Потом уже дети давали сдачу задире, а он громко страдал. Да, именно страдал, поскольку вседозволенность даёт чувство незащищённости. Он хотел выразить свои мысли, но не мог: не говорит – нет и внутренней речи, нечем оформить впечатления. Другие дети много умеют, бодрые, весёлые, а от него все шарахаются. Через месяц его мама поняла, что ребёнок индиго должен развиваться дома, и перестала водить в сад.

В саду Лере нравилось: было, с кем играть, вкусно кормили, много игрушек, уютно спать, много интересных занятий.

Лерочкам было скучно на уроках. Левитина во время болезни, а Леонова под маминым давлением прошли всю программу первого класса. Только вот письмо у Леоновой не шло. Ну, как не шло: она вполне понимала, что надо было делать, но буквы были некрасивыми. Мама раз за разом заставляла её переписывать. Продлёнки не было, поэтому в нерабочие дни мама её подгоняла:

– Ну, что это? Позор. Да за такое надо было не четвёрку, а тройку ставить. (Оценок официально не было, но вместо них рисовали цветочки с соответственным количеством лепестков). Противно смотреть твою писанину-грязонину! Надо самолёт твой выбросить, отвлекает от уроков.

– Мама, не надо.

– Нет уж. Если не похвалят на родительском собрании – выброшу. Потом ещё "спасибо" скажешь.

Лера уныло продолжила делать уроки. Опять учёба! Уже оскомину набила. Причём Лере не разрешалось увлекаться тем, что у неё получалось, а заставляли натягивать то, что не получается.

Из одноклассников сёстрам запомнилась Лариса Черникова, полная тёзка певицы 90-х. Девочка имела интересную особенность: ложилась спать уже в восемь часов вечера и вставала в четыре утра. Никто её этому не учил, сама так.

Мать Ларисы рано загуляла. В десятом классе уже редко появлялась. Мутные компании, богатые сожители, два аборта. Лишь к тридцати годам встретила "любовь всей своей жизни" в виде отца Ларисы, которого увела из семьи. Он бросил двоих маленьких детей, оборвал связь. Алименты платил минимальные, по белой зарплате, которая раза в три была меньше фактической.

Лариса была, как и Лера, запланированным ребёнком. В семье была машина, у обоих родителей высшее образование. Вещи покупались недешёвые, у матери было столько косметики, что даже не запомнить. Ларисе наняли репетитора перед школой, хотя она не отставала. Но… Лариса не любила маму. Между ними была какая-то трещина. Лариса не доверяла маме. Да и маме не особо интересно было что-либо кроме успехов. Рядом с мамой Ларисе было неуютно.

Первоклассники старательно переписывали длинный текст. Урок подходил к концу, и надо было сдавать работу на проверку. Лера Леонова посмотрела на часы, ужаснулась оставшемуся объёму работы и быстро продолжила писать, тут вместо слова "соловей" написала "соловёй", причём точки такие заметные. Взяла ластик и начала стирать, однако стало только хуже. До звонка оставалось две минуты, и Лера лишь беспомощно заплакала.