И все же мысль допросить молчуна Шилова не казалась майору бесполезной затеей. Через руки Шилова прошло много всякого оружия, и вполне возможно, что он мог иметь какую-то осведомленность и о партии автоматов с дефектными стволами. Не может быть, чтобы киллер пошел на исполнение заказа с непроверенным оружием, не убедившись в его надежности, и не может быть, чтобы поставщики умышленно скрыли от покупателей заведомые дефекты поставляемого товара. За такие накладки расплачиваться приходится не денежными купюрами, а жизнью.

На допрос Шилова доставили в ковалевский кабинет, и не потому, естественно, что майор вдруг проникся желанием предоставить бывшему киллеру возможность на пару часов покинуть камеру и подышать свежим воздухом. У Ковалева на этот счет были другие соображения, хотя надежды на желаемый результат, откровенно говоря, было мало.

Шилов за прошедшие после их последнего общения три недели мало изменился, разве лишь немного похудел, скулы на лице стали острее. От казенной пищи, употребление которой набором лишнего веса никогда и никому не грозило. А в остальном ничуть не изменился, и во взгляде прежняя ершистость осталась, и в движениях такая же сноровка и быстрота. Даже наручники, и те, кажется, ему не мешают. Как вьюн. Да, с характером малый, таких за месяц-другой нары не изменят.

– Наручники снять, товарищ майор?

Видимо, сержант охранник тоже не испытывал к доставленному на допрос убийце особого доверия. В ковалевский кабинет с подобными заданиями сержант наведывался не однажды и заприметил, что майор никогда не оставлял допрашиваемых в «браслетах». Эти железки полезны при транспортировке, чтоб преступникам мысли глупые в башку не лезли, а в разговоре, в общении, когда самым главным становится доверительный контакт между следователем и обвиняемым, держать собеседника закованным незачем. Убежать не убежит, потому что окна во двор выходят, драться тоже не кинется, потому что лишний срок намотает, а вот озлобиться может. А с озлобленным человеком какой разговор? Пустая трата времени.

Однако конвоир на этот раз ошибся.

– Не надо, – неожиданно жестко распорядился майор, – пусть в наручниках побудет, они ему идут.

Удивление сержанта подогревало то обстоятельство, что в кабинете майора находились еще двое оперативников. Сержант часто сталкивался с ними и здесь, в УВД, и в СИЗО, знал, что оба работают в группе Ковалева, потому и удивился. Неужели невзрачный с виду Шилов настолько крут, что наводит смятение на троих оперативников? Непохоже. Это просто несерьезно. Против каратиста-майора десяти Шиловых не хватит. Дело в чем-то другом.

– Слушаюсь, товарищ майор, – отчеканил конвоир и, не спрашивая разрешения, вышел в коридор, где на стареньком стуле примостился напарник. Сержант сел рядом, глянул на часы. В этом коридоре он провел немало времени, доставляя подследственных в один из располагавшихся здесь кабинетов, и хотя ожидания никогда не становились томительными или тягостными, поскольку работа есть работа, тем не менее сержант всегда пытался найти какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься, и ради интереса пытался угадать продолжительность и результат допроса. Какая-никакая, а все разминка для ума, ведь для правильного вывода нужно угадать душевное состояние следователя и подсудимого, их настроение, а это непросто. И очень интересно. Особенно при допросах в кабинете майора. Результаты их предугадать несложно, потому что майор мог разговорить самых упертых, а вот время ни разу не довелось угадать. Даже приблизительно. Слишком уж он невозмутим, этот Ковалев, приглядывайся не приглядывайся, а определить его состояние все равно не удастся. Как маска.