Слова «бригадира» звучали упреком, с чем Митрич не мог смириться.

– Какая больница, Щепа? – возмущение в голосе директора смешалось с удивлением от недогадливости опытного боевика. – Какой, на хрен, стационар, если менты в те дни город вверх тормашками поставили? Или забыл? Или не в курсе, как убоповцы все больницы шмонали, в каждую койку заглядывали? Они знали, кого искать, и твоего Ваху в два счета накрыли бы, потому что ранен он не солью в задницу, а пулей в брюхо. И бодрствовал бы он сейчас в спецбольнице УВД, газетки почитывал да телевизор поглядывал, а в знак благодарности делился со следователями кое-какими воспоминаниями из своей спасенной жизни. Думаешь, для нас такой вариант лучше? А ведь Ваха многое рассказать может, очень даже многое. Ему есть что вспомнить…

Доводы звучали убедительно, никаких возражений у крепыша не находилось. Он и сам прекрасно понимал, что нынешняя обстановка в Рязани совсем не напоминала лихие времена двух-трехмесячной давности, когда братки Хана безнаказанно хозяйничали в городе. Добрые времена, к сожалению, рано или поздно проходят и заканчиваются либо тюремными нарами, либо кладбищем. Третьего не дано. Потому и приходится оглядываться. И здесь Митрич прав на все сто.

Щепа вздохнул и ничего не сказал.

Такая сговорчивость пришлась директору по душе, он философски изрек:

– Не тужи, Щепа, что ни делается, все к лучшему. Под одним богом ходим, а он всех к себе призовет. Все в земле будем.

Щепа усмехнулся:

– Утешить ты умеешь, Митрич. И где только слова такие веселые находишь?

– Живу долго, вот и нахожу. Поживи с мое, может, научишься.

До столь мудрого возраста Щепу отделяли целых двадцать лет, а их еще прожить надо. Тем не менее пообещал:

– Постараюсь, – и встал с кресла.

Вопросов больше не было. Митрич протянул руку, посмотрел в темные глаза крепыша:

– Насчет Вахи, если что, не переживай. Место на кладбище подберем, проводы последние организуем как надо. Деньги я дам. Ну, пока. И чтоб все хорошо вышло, без накладок. Я через пару часов звякну. На всякий случай.

Щепа вышел из его кабинета в задумчивости. После исчезновения Хана многие задавались непростым вопросом о его преемнике, ведь группировка хотя и понесла большие потери, но сохранила значительную силу, авторитет, связи. Причем связи не только в преступном мире, а и в УВД. Хановцев по-прежнему все боятся, и этой грозной силой должен кто-то управлять. Организация не может существовать без руководителя. Сомнений нет, Хан по-прежнему в курсе всех событий, его рука по-прежнему лежит на пульте, что хорошо чувствуется по каждому делу, но через кого он осуществляет руководство?

Вопрос интересовал Щепу не из корыстных соображений. Тридцатилетний «бригадир» не был столь наивным, чтобы претендовать на роль главаря. Он достаточно хорошо знал цену этой должности и понимал, что Хан никому не позволит самовольно сделать в направлении к «трону» хотя бы робкое движение. Самозванца уберут раньше, чем он сумеет что-то осознать. Группировку Хан доверит кому-то из своих, из числа братков, особо приближенных и надежных. И кто знает, может, хмырь Митрич тоже из этого круга, тоже, может, метит на освободившееся место. Слишком уж независимо себя ведет в последнее время, и голос сделался чересчур командирским, и ответственность большую стал на себя брать. Знать имя возможного главаря казалось Щепе необходимым прежде всего в целях личной безопасности, потому что с главарем вести себя следовало должным образом. Не заискивая, конечно, но более осторожно и ответственно. В их круге понятие субординации никто не отменял, у них порой одно неосторожное слово стоит жизни.