- Все? 

- Все. Сказали тебя не трогать. У тебя плохое настроение. Ещё бы. Беда, - быстрым взглядом она оценивает мой парадный вид и отводит глаза, перехватывает другой рукой пылесос. - Яна, тут такой вопрос...Адам рассчитывался с нами в конце месяца, и теперь...

- За это не переживай, - тоже отворачиваюсь, широко моргаю. Готова разреветься опять, как остаток ночи, как всё утро. 

Я же только успокоилась. Зачем она.

Ныряю в гардеробную, рву пальто с вешалки. В холле снова натыкаюсь на нее.

- Что ещё? 

- Так это...- она мнется. - А в следующем месяце? Если ты теперь одна, то...

- Утром решим, - открываю дверь, выскакиваю на крыльцо.

Холодный воздух сразу сушит слезы, смотрю на свои сапоги и хочется обратно в комнату, запереться там.

Совсем рядом бибикает машина. Вздрагиваю. Меня слепят вспыхнувшие фары. Жмурюсь.

Спускаюсь вниз, слышу хлопок двери.

- Работа не волк, в лес не убежит, - несмешно шутит знакомый голос. - Ты в ресторан? Или к Адаму на рандеву? Подбросить?

Проморгавшись, различаю у машины одного из близнецов. Короткая дубленка, полосатый шарф. Он обходит авто, поясницей опирается на капот.

- Что ещё? - дублирую вопрос.

- Ничего. Тебя ждал. Извиниться можно? За прачечную.

- Нельзя, - зачем-то стою напротив. Не двигаюсь, чувствую, что это не всё.

- Ян, ну серьезно, - он отлипает от авто, делает шаг мне навстречу. - Никто тебя унижать не хотел. Мы к отцу приехали, не к тебе. По делу. Его не было. У вас покер. И тут ты исполняешь. Кофту дёргаешь, серьги в ушах крутишь, - его взгляд задерживается на моей блузке в распахнутом пальто. Перемещается на лицо. - Ты в карты к ним носиком своим тыкалась, цирк, всё ждал, пока тебя спалят.

Молчу. 

Мне казалось, я ловкая. И вела себя осторожно, не привлекая внимания.

- Мы тебе просто показали. Что с тобой случиться может. Если будешь к чужим дядям лезть. Со своими фокусами. Воспринимай это как заботу. 

- Спасибо, - говорю ядовито, не удержавшись, делаю книксен. 

- Не благодари, - он невозмутимо кланяется в ответ.

Стоим за полосой света, мороз пощипывает щеки. Изо рта выдыхаю пар, когда неуверенно уточняю:

- А документы? 

- Рукописи не горят, - он усмехается. Ботинком втаптывает снег, сует руки в карманы. - Сожгла и сожгла, Яна. Этого шулера второго, Бонда. Предупредили, чтобы не лез. Он без претензий, да, - он замолкает, делает шаг назад к машине. Добавляет. - Но имей ввиду, придут другие. Расстроятся. Очень. Обидятся. Шкурку с тебя содрать захотят. Не понравится им ответ: смилуйтесь, господа, был пожар.

В тишине вечера его тихий спокойный голос. Шмыгаю носом и тереблю мягкого белого зайца, что болтается на рюкзаке.

Он уходит, я стою.

- Так подбросить к Адаму? - он приоткрывает дверь, оборачивается. - Или есть другое предложение.

- Какое? - подаюсь вперёд.

- Со мной поехали. Ко мне.

- Куда? 

- Ко мне, Яна, - на его губах появляется усмешка. - За твою глупость перед людьми отвечу. А с тебя сам спрошу. Все, что хочу. Вот, сделка.

Перевариваю его заявление. Наглость зашкаливает, даже возмутиться не могу.

- Счастливо оставаться, - пинаю снег в его сторону, отступаю. - Брату привет передавай.

- Сама передай, - звучит вдруг сзади. 

Меня резко разворачивают за талию. Улавливаю запах табака, успеваю понять, что второй курил там, за перилами у крыльца. Он наклоняется, ощущаю на губах мужские губы. Горячий язык быстро проталкивается мне в рот, зубы кусают мою губу, это уже второй раз. Лицо обдает жаром, и я, дернувшись в его руках, отшатываюсь.

- Катитесь.

Он облизывает губу, языком стирает улыбку. Оглядывается на брата и докладывает:

- Не хочет.