В теплые страны собрались, точно, у нее тут одни футболки да шорты.

О, какие трусики.

Вылавливаю кружевную тряпочку. Не удержавшись, подношу к носу. Ням, плотоядно кошусь на фигурку в постели.

- Завязывай, - морщится Каин. Тащит белый сундучок с лекарствами.

- Угощайся, - кидаю в него белье.

- Авель, запишись к сексологу, - он ловит трусики на ходу, плюхает аптечку на кровать. Открывает, перебирает бутыльки.

Подбородком упираюсь в постель, смотрю, как он рвет вату, бухает на нее спирт.

- Фу, перебрал, - отводит в сторону пальцы, по которым бежит раствор, с сомнением косится на узкое девичье лицо с тонким носиком. 

Хмыкаю.

Залип.

Брат, опомнившись, сует ей вату.

Ее ноздри подрагивают, на лице рисуется гримасска. Она дергается на кровати, приоткрывает мутные глаза.

- Привет, - подтягиваюсь на руках поближе, ладонями возле ее бедер расставляю ловушку. - Хорошая новость - пожара не было.

Она, поперхнувшись, потерянно оглядывается в комнате. Осоловело моргает, переводит на меня темные глазки-пуговки.

- А плохая новость? - догадливая девочка, быка за рога.

Люблю таких.

- Зависит от тебя, Яна, плохая или нет, - Каин бросает спирт в аптечку, щелкает замочком. - Что ты жгла в кабинете. И где документы из сейфа.

- Горели в мусорке, - она чихает.

- Не торопись, - брат убирает волосы с ее щеки, попутно трогает ее лоб. - Подумай. И еще раз ответь.

Она смотрит на него и молчит.

Думает.

Пауза затягивается.

Такое чувство, что напугали малышку, но ведь притворяется.

- Короче, - надоело, поднимаюсь на ноги. - У Адама все завязано на сделках, ты понимаешь. И те бумажки скоро начнут просить грустные дяденьки. Очень они им нужны. Адама Метельского нет. Зато есть Метельская Яна. Его супруга. Мысль мою закончи сама.

9. Глава 8

Карандашом затемняю брови. Беру кисточку, смотрю в палетку с коричневыми тенями.

Когда крашусь так ярко - похожа на Меган Фокс. Все говорят.

Такие дела.

Макияж обязателен, не только певцам, но и танцорам, даже в детских ансамблях, иначе лица на сцене выглядят невнятными пятнами.

Мысленно забалтываю себя.

Наношу тени, слой за слоем, тушь черная, пудра белая. Помаду в другой раз, акцент нужно на глаза.

Лицо в зеркале быстро меняется, так легко замазываю все, что за последние чокнутые сутки стряслось.

Только мысли не стереть, каждую минуту боязливо кручу ремешок с часами, проверяю время.

Минуту назад было восемь вечера.

Воскресенье.

Моя смена в ресторане с девяти.

- О-ой, - выдыхаю вслух, запускаю пальцы в волосы.

Адама Метельского нет. Зато есть Метельская Яна. Его супруга.

Запомнила все, что мне сказали ночью.

И о том, что Адам мог просто скрыться.

И, может быть, это и есть правда - он не разбился, а уехал и бросил меня тут одну. Потому, что врал он всё. Что первый брак считал последним, долго был одинок, но потом увидел меня.

И забыл своё "никогда больше не пущу в жизнь и в дом женщину".

Резко встаю со стула, и он прокручивается вокруг оси, с трюмо падает флакон духов.

Пинаю его под стол. Встаю у двери и прислушиваюсь.

В собственном доме боюсь выходить в коридор.

Как-то это неправильно.

Но весь день снаружи подозрительная тишина. Ни Светы, ни Гали, никого.

У меня тут хотя бы есть вода и конфеты, с голоду не умереть, я и есть не могу, но всё же.

Берусь за ручку. Приоткрываю дверь и выглядываю.

Очень тихо, лучше бы и дальше басила музыка, а то будто отгремел апокалипсис, отныне и навека вакуум.

Одергиваю блузку и шагаю за порог.

В вакууме спускаюсь.

В холле натыкаюсь на Свету, она волоком тянет по полу ручной пылесос. 

- Гости уехали? - спрашиваю с затаенной надеждой.

- Ага, - она останавливается.