Тяжёлый полог отодвинулся, и вместе с вечерней прохладой в юрту вошёл Кермез. Немного постоял, привыкая к густому полумраку – огромную юрту освещал сейчас лишь один светильник. Его взгляд остановился на Дели, она медленно села.

– Ну-ка, выйдите все! – приказал внук вождя. – Девочка ещё не была с мужчиной, и наверняка будет стесняться…

Пальцы Сафы впились дочери в плечо. Она пыталась что-то сказать, но губы не слушались, а Дели не повернулась, чтобы взглянуть матери в глаза. С похожим на всхлип вздохом Сафа поднялась и вышла из юрты вместе с другими рабынями. Большинство уходили молча, опустив головы, некоторые одобряюще улыбались, но находились и отпускающие злорадные, сальные шутки.

Юрта опустела. Кермез не спеша приблизился, остановился, широко расставив ноги. Дели не поднимала головы и не видела его лица, лишь смотрела, как чуть подрагивают мышцы живота, открытого расстёгнутой безрукавкой, надетой на голое тело.

Но ведь это действительно судьба? Какой у неё выход? Разве, в самом деле, не лучше принадлежать одному мужчине, к тому же занимающему видное положение в племени, чем всем желающим? Да и Кермез вовсе не дурен собой, наверняка, многие девушки были бы только рады…

Кермез сбросил с плеч безрукавку, расстегнул и уронил тяжёлый пояс с мечом и кинжалом.

– Встань. – произнёс он. Дели медленно поднялась и оказалась прямо перед ним, почти соприкасаясь, напряжённая, как струна, с опущенными руками. Наконец она подняла голову и взглянула в огоньки светильника, пляшущие в чёрных глазах Кермеза, врождённым женским чутьём чувствуя поднимающееся в нём желание.

Голова матери, двигающаяся над бёдрами очередного степняка… Грубые руки, мнущие груди, впивающиеся в волосы…

– Я не буду твоей, Кермез. – как бы со стороны услышала она собственный голос. – Лучше уходи.

Кермез издал короткий смешок. Его руки легли на талию девочки, сильные пальцы сомкнулись на пояснице, скользнули вниз, вминаясь в ягодицы сквозь тонкие шаровары.

– Решила поиграть? – хрипло проговорил он; дыхание его стало тяжёлым. – Хочешь побрыкаться? Что ж, так даже интереснее…

Гири-Сейкал рычит и дёргается над безвольным телом матери…

Дели резко отступила, вывернувшись из объятий. Кермез шагнул следом, поймал её за запястье – и Дели вскинула другую руку… а в руке оказался хищно изогнутый нож-засапожник, который она, вставая, извлекла из-за голенища Кермеза. Степняк охнул, отшатнувшись назад, схватился руками за лицо – и вдруг взревел, как забиваемый бык, которому нанесли неверный удар.