Внезапно Дели ощутила, как холод скользнул по позвоночнику; губы онемели и кончики пальцев на руках и ногах отозвались покалыванием. Она потрясённо смотрела, как трава под ногами берётся изморозью. Взгляд Дели пробежал по широкой, блестящей под луной морозной дорожке – и через дюжину шагов упёрся в копыта коня…
Дели узнала её сразу. Всадница. Существо из каракчаевских легенд, которые старушки рассказывают детям в юртах тёмными вечерами, заставляя плотнее кутаться в меховые одеяла.
Безволосый конь с белой, как молоко, кожей и гривой, плывущей клочьями рваного седого тумана, а вместо головы – голый череп с синими огнями, горящими в пустых глазницах. На нём – женщина, закутанная в чёрную накидку тяжёлого кружева, пышными складками спадающую по лошадиному крупу до самых копыт. Открыто лишь лицо – не старое и не молодое, не весёлое и не угрюмое, не спокойное и не мятежное… лицо, не принадлежащее этому миру с его понятиями о жизни и смерти, о добре и зле… лицо существа, стоящего выше всего этого.
Тишина стояла такая, что Дели отчётливо слышала шум своей крови в висках. Она хорошо помнила, что говорили о Всаднице легенды. Всякий, кого она поманит за собой, берётся рукой за её стремя и следует за ней в неземные дали. Никто из ушедших не возвращался, и лишь очень немногие могли похвастаться тем, что видели Всадницу, но она их не позвала.
И не было ни одного очевидца, с которым Всадница бы говорила.
– Ты смятена и напугана, – зазвучал голос, чистый, как морозный ветер под хрустальной луной, – ты думаешь, почему на твою долю выпали все эти испытания. Но они, девочка, только начинаются – и от тебя зависит, как они отразятся на тебе и твоей судьбе. Внутри тебя есть нечто, способное возвысить и освободить… или растоптать и низвергнуть в прах. И от того, как ты распорядишься собой, зависит далеко не только твоя судьба.
Всадница подняла руку – но жестом не зовущим, а, скорее, приветственным. Дохнул ветер, взметнул длинные кисти на оборке накидки, взвихрил туманные космы вокруг скалящего зубы черепа. Неземная гостья развернула своего призрачного скакуна, он двинулся ровным могучим шагом – и растаял в ночи. И взлетел к звёздам тоскливый вой волка-одиночки на далёких пологих холмах…
Сзади раздалось вопросительно-тревожное ворчание, и Дели повернулась, сбрасывая оцепенение. Холод исчез. Из темноты выступил громадный волкодав, неторопливо подошёл, ткнулся в ладони влажным, чутким носом, толкнулся в грудь широким лбом. Задрал мохнатую башку, заглядывая в глаза: чего ты, глупая, так далеко от становища одна? Эх ты, зверюга…
Дели запустила пальцы в густющую шерсть. Пальцы наткнулись на ошейник с торчащими стальными шипами, защищающий горло от вражьей хватки. Пёс вздохнул. Верный, надёжный… не то, что люди…
Месяц назад, перекочёвывая на это становище, разведчики потревожили кубло змееполоза – редкой, исчезающей уже в степи рептилии. Гад вскинулся, словно в кустарнике взметнулся вихрь. Могучий хвост, разом валящий с копыт коня, и голова, тараном выбивающая всадника из седла и дух из груди. А ещё – острейшие зубы в три ряда и яд, вызывающий почти мгновенный паралич, а затем в девяти случаях из десяти останавливающий сердце.
И тяжко пришлось бы передовому отряду – из дюжины всадников половина вмиг оказалась на земле, некоторые с бьющимися в ужасе лошадьми – но подоспели верные стражи и помощники псы, заметались мохнатыми молниями, и сумели-таки, вцепившись в твёрдую, как панцирь, чешую пригвоздить к земле змеящиеся кольца. А там и воины опомнились, схватились за короткие копья-дротики, пучками торчащие у сёдел, утыкивая ими бревнообразное тело. Подскакала подмога, спешилась – и мечи да топоры довершили дело…