Томасина почувствовала, что краснеет от злости, и потянула шнуровку на вороте блузы. Вот же засада! С одной стороны, демоны ее дернули ехать окружным путем, с другой — поехала бы прямо и… И что теперь делать? Как объяснить маменьке, почему у Малески золотой дракон, а у нее, наследницы Тартов, бурый недоросток?

Томасина с удивлением заглянула в пустую чашу — от злости сама не заметила, как все выпила.

Холег плеснул ей еще и пододвинул тарелку с мясом ближе:

— Ешь, птичка. До ужина далеко, а ты чуть не околела. Пусть кровь согреется. Вам, южанам, наши горы — как монашке за наемника замуж выходить. Морозите уши и другие нежные места. И ведь как только вашу Академию поотпустит — звери станут не нужны. А ее поотпустит. Когда сожрут кого-то с родословной, длинной, как мой член.

— Свой дракон — всегда дракон, — слегка ошалев от сравнений, не согласилась Томасина, которая уже обдумывала будущее.

Самая большая проблема крылась в гоне и в спячке. Огромные огнедышащие, дымодышащие, морозодышащие и прочую смерть извергающие ящеры имели очень неудобный для людей жизненный цикл.

По вхождении в зрелость — на тридцатый год — они каждый октябрь поднимались в брачный полет. В это время к ним всадники даже не пытались подходить. Раз, и нет тебя, только пепел. А не суйся под крыло, пока гон.

Драконы трахались как кролики, только с поправкой на размер, жрали стада горных коз и быков, а потом забивались в пещеры, словно гигантские летучие мыши, и засыпали там, умаявшись, до весны.

Весной драконицы откладывали яйца и заботились о потомстве. Самцы же выбирались на свет после спячки, чтобы заниматься своими делами — драками, дележкой территорий и путешествиями. Как оказалось, безопаснее летать по миру с этими странными мелкими двуногими существами на спине. Тогда всегда найдется вкусное мясо, чистая вода, а главное — никто не кидается магическими фаерболами за то, что ты сожрал какую-то разнесчастную худую овцу.

Но пускать абы кого себе между крыльев твари не спешили. Северяне, которые тысячелетиями жили рядом, отточили мастерство приманивания и дрессировки ящеров. Естественно, там, как и во всяком ремесле, была уйма тонкостей и секретов. Например, перед Ингваром любой прирученный дракон опускался на передние лапы и подставлял шею, а Томасина, которая этого же дракона кормила по пять раз в день, получала облако едкого дыма.

Ранней весной северяне молодых драконов выслеживали, отбирали самых лучших — по масти и талантам, и ловили. Дрессировали, прикармливали, умасливали. И через полгода смертельные бронированные твари были готовы за своих седоков жечь все живое.

Томасине предстояло оседлать своего демона этой весной.

Как именно происходила охота, Ингвар не говорил — только посмеивался. Заваливал заданиями по уборке драконьих стойл, полировке чешуи и ветеринарной магии.

— Своего еще поймать надо, — озвучил опасения Томасины Олаф. — Весна ранняя, звери злые.

— Почему? — Томасина насторожилась, как баронская борзая, учуявшая зайца.

Как она сразу не сообразила — в горах не только Ингвар знает все о драконах. Другие северяне тоже не пальцем деланные. Если Малески успела обработать Пса, то поймать хорошего дракона с Ингваром теперь нереально. Но можно ведь договориться с кем-то еще, кроме Ингвара? Например, с этими двумя. Чем они хуже? Вином угощают.

— Тебя разбуди до рассвета, ты тоже не сладкая булочка будешь, — усмехнулся Олаф. — Звери проснулись, а вокруг еще холодрыга. Еды мало. Их женки требуют мяса — им кладки насиживать. Вот драконы и нервные. Мечутся, бросаются на всех. Те, кто приручен раньше, понятное дело, к себе подпускают — на обед рассчитывают. А вот молодые могут обжечь так, что встанешь только к осени. Если встанешь.