.

В такой обстановке этническая стабильность почти целиком зависит от экономического благосостояния страны. И от авторитарности – или авторитета – государственной власти.

Что касается сторонников взгляда на нацию как добровольное объединение сограждан, то они вообще склонны оставлять этническое начало как бы за скобками. В их концепции оно утрачивает свою роль конституирующей нацию силы. Главное значение придается политико-правовому развитию общества, демократизации государственного устройства. Идея демократии внешне вытесняет идею этническую. Но только внешне.

Ответить на вопрос, когда этнос становится нацией, – непосильная задача для сторонников этого подхода. Более того, сама его постановка может показаться им неправильной, поскольку роль этнического фактора в функционировании демократического государства в их глазах не существенна. Они вообще хотели бы уйти от проблемы определения нации и очень любят подчеркивать трудность этой задачи. Любопытна позиция по этой проблеме группы видных политологов либеральной направленности, собравшихся в 1994 г. в городке Кона на Гавайях на научный семинар и принявших нечто вроде меморандума. Формулируя свое представление о нации, они ограничились ссылкой на мнение видного британского специалиста по национализму Хью Сетон-Уотсона, который, придя к выводу о невозможности научного определения этого понятия, замечал:

«Я могу лишь сказать, что нация существует, если значительная часть общества считает, что образует единую нацию, или ведет себя как единая нация»[50].

Сложности теоретического порядка многократно возрастают, когда сторонникам государственно-правовой концепции нации приходится решать конкретные проблемы, порождаемые этническими движениями. Характерный пример – попытки французского правительства социалистов найти справедливый подход к Корсике, когда в конце 70-х – начале 80-х годов там усилилось движение за автономию острова. 23 декабря 1981 г. министр Гастон Деффер представил на совете министров страны проект закона oб «особом статуте территориального (!) сообщества Корсики». С возмущением докладывал министр, что его проект был отклонен Государственным советом на том основании, что передача депутатам-корсиканцам дополнительных прав в области культуры, образования и экономического развития нарушила бы юридическое равенство между Корсикой и другими областями Франции. 6 января 1982 г. совет министров при участии главы государства, президента Франсуа Миттерана, приступил к обсуждению первого проекта этого закона. Завязался оживленный обмен мнениями, который есть смысл процитировать полностью: «Шевенман: На странице 6 говорится о «корсиканском народе». Меня тревожит это выражение. Не заговорят ли завтра о «баскском народе» и о «бретонском народе»? Мы тут вставляем палец меж шестеренок, не представляя, куда нас затянет.

Миттеран: Это верно, надо быть повнимательнее в выборе слов. Мы все говорили о «корсиканском народе». Существует еще и «бретонский народ». Для меня это прежде всего проблема культуры.

Шейсон: Выражение «корсиканский народ» меня все-таки смущает по международным соображениям.

Миттеран: Вы думаете о «палестинском народе»?

Шейсон: Да, оно смущает.

Миттеран: Возражение не имеет решающего значения. Направление намечено. Давайте не допустим, чтобы нас останавливали лексические соображения.

Моруа: Опасности нет, поскольку в предыдущем абзаце позаботились подтвердить неделимый характер республики.

Лябаррер (мэр города по): Из-за «баскского народа» я все же озабочен.

Шевенман: Народ – это носитель суверенитета. От имени народа вершится правосудие, и народ имеет право на государство.