Только к вечеру после злой сечи успел Саин-Булат окончательно одолеть шведов, которых погибло множество от оружия и перетонуло в глубоководных и скоротекущих водах. А главного шведского военачальника пленили. Однако Саин-Булат не велел бесчестить его и какую-либо досаду делать.

– Только оружие, и панцири, и шеломы, и всякой разной сбруи[60] у неприятеля поберите, – велел он ратникам, а пленнику сказал:

– Уходи назад со своими судами и людьми.

И тот с большим уважением посмотрел на воеводу. Видя его благочестивую склонность, добрый ум и личную доблесть, а также храбрость ратников, подивился и сказал:

– Напрасно я вступился[61] на русскую землю. Ваши люди неутомимы и днём, и ночью, а в крепостях являются сильными боевыми людьми. Готов бить челом царю, у которого воеводы милостивые, а мужи храборствующие, – и беспрепятственно начал отход, потеряв всё своё добро.

А Саин-Булат по случаю своей первой военной удачи дал обильный пир дружине и веселился сам, говоря:

– Как не порадоваться, приобретя такую знатную добычу?

Так победой русских войск завершилась это сражение при Орешке. Однако никто не удосужился отметить место славной битвы каким-либо особым знаком, и потому сия история не сохранилась в памяти народной.

В Посольском Приказе стоял хохот. Посланник крымского хана приехал верхом на породистой лошади, но одет был в худой овчинный кафтан, мехом наружу, старую шапку, из-под которой спадали длинные, совершенно чёрные всклокоченные волосы, и был похож на то, как малюют чёрта, однако, несмотря на это, держался надменно, ни с кем из государевых слуг не разговаривал.

– У твоего хана разум заледенел? – пробежав глазами грамоту, возмущённо воскликнул дьяк и с отвращением уставился на басурманина. – Чего надумал: царств ему назад подавай Батыевых – Казанского и Астраханского! Когда то ведётся, чтоб, взявши города, опять отдавать их?

Посол в ответ ядовито усмехнулся.

В это время вернулся посыльный, с ним были Малюта и новый любимец Грозного – чернокудрый стольник[62] Борис Годунов. Все оглянулись на вошедших.

– Возьми! – презрительно прищурился Малюта, сунув татарину затканную золотом одежду, сапоги и высокую лисью шапку.

– Иван Васильевич милостиво велел надеть это и допустил к себе, – сдержанно добавил Борис, с трудом скрывая неприязнь к варвару.

Посол тут же суетливо нарядился в царское платье.

Ходы, террасы и комнаты, через которые вели посланника к государю, наполнились придворными в золотых парчах.

В Палате, куда его проводили, было душно. Самодержец восседал на троне во всём величии: в драгоценной короне, в дорогом платье, с богатым скипетром в руке. Строгий, спокойный. Молодые дворяне в блестящих, затканных серебром одеждах обступали его со всех сторон; князья, бояре и вельможи тесно сидели кругом на длинных лавках.

Посреди Палаты стояла большая клетка, в которую и втолкнули крымца, как разбойника, захлопнув дверь. Это привело посла в ярость: глаза его стали узки, словно осокой прорезаны; он выхватил нож и бросился на решётку:

– Мой господин, Дивей Мурза[63], начал великое готовленье на Русь войною идти и посылает тебе это утешение: перережь им своё горло!