– Какое прекрасное дитя. Как жаль, что задохнулся, – посетовала повитуха.

– Он не может умереть! Мой сын! Дайте мне его! – в слезах кричала Аймира.

Амарак положил ребенка в плетеную корзину.

– Он, как и тысячи наших предков, отдавших жизнь на благо Фрибии, станет хранителем великого Арнарийского моря.

Король зашел по пояс в воду и выпустил корзинку из рук. Под сильным ветром она перевернулась, и ребенок скрылся в воде.

– Сынок! Мой сынок! – кричала королева, не в силах подняться на ноги.

– Тише, тебе нельзя так изводить себя, подумай о своем здоровье, – утешала ее Кхашигани.

– Нет! Это единственный мой сын, я чувствую, я знаю, – все кричала Аймира.

– Ты еще молода, – Амарак склонился к жене, – сможешь родить не одно дитя. Нам пора идти домой, слуги помогут тебе собраться. Ты отдохнешь в своей теплой постели, и все беды забудутся.

– Нет, я не оставлю сына, – упорствовала Аймира, – призовите душу снова! – в истерике завизжала она.

– Но это невозможно, – крикнула одна из шаманок, – высшая душа не придет без крови, а мы истратили ее всю, да и мертвым телом душа погнушается.

Аймира выхватила ритуальный нож из рук шаманки и, шатаясь, направилась к воде.

– Что ты делаешь, дочка? – удивленно вопросила Кхашигани.

– Я отдам ему всю свою кровь до капли, – ответила та и полоснула ножом от локтя до запястья. Кровь пролилась, встретилась с морской водой и, шипя, породила смерч. В мгновение ока все море вскипело и забурлило. Аймира упала на колени и опустила окровавленную руку в воду. На берегу ветер все сильнее закручивал песок.

Спустя несколько минут ветер утих, море успокоилось, и из воды показался юноша с длинными черными волосами. Его прикрывало белое полотенце с вышитой одинокой белой лилией. Показалось, что это – то самое полотенце, в которое был закутан мертвый малыш. Но нет, новое было значительно больше.

Юноша приблизился к королеве, истекающей кровью.

– Мама, я не дам тебе умереть, – его голос был нежен.

Он оторвал полосу ткани от полотенца и перевязал раненую руку Аймиры.

Огромная толпа все теснее обступала их, чтобы подивиться чудесному воскрешению.

– Тут так много народу, а я раздет, – улыбнулся юноша. – Хорошо, что скромность – не один из моих пороков.

Аймира измученно и гордо улыбнулась. «Мой славный сын совсем взрослый. Лет двадцать пять уже. Сильный и мягкий, словно родной восточный ветер. Вобрал все лучшие черты своих великих предков – фрибийцев. Жаль только, что и арназийские корни дают о себе знать».

Подбежали девицы из знатных родов, принимавшие участие в ритуале призыва души и, остановившись в нескольких урбатах от принца, принялись жадно его разглядывать.

Длинные черные волосы юноши развевались на ветру, и только одна выбившаяся прядь свисала на высокий лоб, ничуть не скрывая пронзительного, завораживающего взгляда черных как бездна глаз, подобных глазам феникса. Улыбка, высокомерно-загадочная, дополняла жестокое равнодушие, отпечатавшееся в двух осколках черного льда. Тонкие черты лица, бледная кожа и изящные пальцы явно выдавали в нем божественное начало, равно как и пугающая бесшумность движений.

«Строен, высок, подобен кипарису. Его стан, вероятно, выточили сами боги. Руки, эти руки… О, они изящны и сильны. А этот взгляд – властный, беспощадный – заставляет пасть к его стопам».

От нахлынувших переживаний дочь какого-то знатного сановника упала без чувств. Ее подхватили остальные девушки, стоявшие вокруг с приоткрытыми ртами.

Амарак подошел к сыну со сдержанной улыбкой на лице.

– Отец? – неуверенно протянул юноша, глядя на крепкого мужчину, затянутого ремнями.